Кайл положил деревянную лопатку на поверхность кухонной столешницы и подошёл к столу, на котором, помимо очистков от овощей стояла бутылка неплохого «шато». Выпить бокальчик кислятины стало за эти полтора года для Робинсона, как частью «легенды», так и новым открытием в аперитивах, предоставив выдержанному скотчу лишь вечернее время. Он плеснул в высокий бокал немного вина и сделал небольшой глоток, ощущая при этом себя сомелье эконом класса.
Кайл выключил духовой шкаф и оставил окорок доходить. Он осушил бокал, пытаясь при этом посмаковать вино, и тут же сплюнул в мойку.
— Пятьдесят франков — дороговато для такого дерьма! — чуть слышно произнёс Робинсон и вернулся к варочной панели, где готовилось овощное рагу на мясном бульоне. Аромат стряпни переполнял кухню, проникая в столовую, где уже был сервирован стол на одну персону. Белоснежная скатерть и увесистый бронзовый подсвечник без свечей дополняли обеденный интерьер.
Кайл прошёл в столовую и достал из антикварного серванта стакан для виски и взял из бара бутылку выдержанного односолодового скотча, которую по привычке покрутил в руках, хотя всегда не изменял своему вкусу и производителю. Он заполнил на половину стакан и закупорил бутылку.
Тишина, царившая в квартире, стала для него, как единственная и самая верная подруга. С ней можно было поделиться всем и знать, что она не способна на предательство в отличие от греховной человеческой сути. Исцелиться с её помощью было невозможно, поскольку, от этого недуга нет лекарств и никогда не будет изобретено!
Робинсон убрал в бар серванта бутылку виски и закрыл дверцу. Он прошёл под деревянной аркой, попав из столовой на кухню и выключил варочную панель. Овощное рагу было готово. Он снял с сотейника стеклянную крышку и положил на столешницу. Привкус кислятины от вина всё ещё стоял во рту. В сорок с лишним лет намного тяжелее становится вживаться в любую «легенду», поскольку нехватка задора и желание покорять очередную вершину в самом себе безвозвратно стремится к нулю.
Кайл выложил часть запечённого окорока на большое фарфоровое блюдо к части овощного рагу. Аромат окорока пленил своей ностальгией и тоской. Он поставил блюдо на обеденный стол и сел на один из шести мягких деревянных стульев с обивкой из гладкой плотной ткани золотистого цвета.
Тишина образно подмигнула ему, оставив Робинсона в его раздумьях, не желая бередить старые раны и нагонять густой туман крамольных идей.
Кайл сделал большой глоток скотча и, поставив стакан на белоснежную скатерть массивного овального стола, взял в руки столовые приборы и принялся обедать.
Стряпня, как и всегда оказалась очень вкусной, но ей не хватало критики дешёвого ресторанного блогера, чтобы добавить нотку здорового циничного юмора и поднять настроение. Потерять себя — это нестрашно, намного страшнее просто не жить!
Робинсон сделал глоток виски и закрыл на мгновение глаза, захлёбываясь в немоте тишины, но странный шорох в коридоре большой каплей адреналина впрыснуло в кровь и оживило уже забытые инстинкты. Его правая рука тут же нырнула под стол и нащупала рукоять пистолета «Steyr M-A1» в приклеенной к столешнице снизу кожаной кобуре. Кайл резким движением вытащил пистолет из кобуры и, вскочив со стула, прильнул к оштукатуренной белой стене, спрятавшись за сервант, чья высота играла в прятки на его стороне. Как укрытие при перестрелке дерево проигрывало по всем показателям, если не считать мелкокалиберные боеприпасы кольцевого воспламенения.
Робинсон плотно сжал в ладони рукоять ударникового пистолета, где досланный заранее по привычке патрон в патронник приятным игривым теплом грел душу, а взгляд сосредоточенных глаз, готовился молниеносно среагировать на попадание в поле зрения возможного противника.
Чуть слышные мягкие шаги били по ушам, так же, как и звон колоколов в осаждённом замке, призывавшем к началу отражению очередного штурма.
— Раз… Два… Три… Четыре… Пять… — медленно, чуть слышно считала шевеля губами жгучая брюнетка в белом брючном костюме и в чёрной шляпе с полями. Её глаза закрывали солнцезащитные очки, а левая ладонь напряжённо сжимала небольшую дамскую сумочку из крокодиловой кожи. — Я иду искать!
Женщина прошла под арку, соединявшую кухню со столовой и замерла у серванта. Она чувствовала зависшую напряжённую тишину, в которой не было страха, а была лишь агрессия и жажда отмщения. Этот аромат мог нейтрализовать что угодно, даже запечённый окорок и овощное рагу на мясном бульоне.