Отважившись однажды впустить в свою заорганизованную жизнь девушку, мне пришлось расстаться с привычным порядком в квартире, приобретая навыки принятия решений с учетом потребностей и желаний своей спутницы. В первое время определиться с приоритетами было не просто, поскольку ее упорство и мой эгоизм в отстаивании своих интересов порой выталкивали наши отношения на грань разрыва, и только компромиссный выбор каждого из нас давал шанс их развитию. Истоки формирования характера моей будущей супруги стали понятны, когда я познакомился с ее родителями. Отец солидного вида, со взглядом из-под густых бровей, производил впечатление отставного генерала, но, несмотря на это, обладал по детски шутливым чувством юмора и довольно спокойным характером. Мать, чувствуя, что на ней держится большая часть домашнего хозяйства, отличалась вспыльчивым непреклонным характером, не упуская случая, чтобы напомнить мне, кто в ее доме хозяин.
Рождение ребенка поставило все наши планы в полную зависимость от этого кричащего комочка инстинктов. Наблюдая за тем, как взгляд сына наполняется все более осознанным любопытством, а его способности познавать окружающий мир расширяются с удивительной быстротой, я проникся глубокой привязанностью к этому родному существу, испытывая страх от одной только мысли, что с ним может что-то случиться. Предполагаю, что именно этот страх вынуждает родителей запрещать ребенку практически всё, что реально или только потенциально может угрожать его жизни и здоровью.
Внутренняя открытость и естественность поведения подрастающего сына постепенно сменялась всё частым и напористым утверждением главенства его «я», окончательно разрушив у меня иллюзию, что переходный возраст только у подростка. Сын стал требовать еще больше внимания и общения, вооружившись словом «почему», все меньше удовлетворяясь ответами: «так надо», «все так делают», «ты еще маленький, чтобы понять».
Прошло несколько лет, и я слышу, как супруга делает сыну замечание: «Ты не должен рассказывать своим дворовым приятелям о том, о чем мы с тобой беседовали дома. Тебя могут не так понять. Ты же не хочешь, чтобы они потом на тебя косо смотрели». Вдруг эти слова эхом отозвались во мне, отчетливо напоминая о принятом в подростковом возрасте решении, разорвавшем тогда меня на две части, поместив сознание в ловушку «правильности».
В этот момент я наиболее остро почувствовал внутреннюю разобщенность с самим собой, которая заставила меня снова погрузиться в книги по психологии, философии и духовным учениям, в поиске новых практик, способных открыть мой истинный жизненный путь. Я больше не хотел казаться кем-то, я желал быть собой, принимая полностью свою жизнь и себя, несмотря на то, что впитанная с детства привычка показывать окружающим, что ты «правильно» живешь, работаешь и даже отдыхаешь, всячески мешала честно посмотреть на себя, не прячась за статусом своей должности, какими-то достижениями или семейным положением.
Со временем я стал умело сочетать утреннюю зарядку, чтение священного писания и выполнение комплекса упражнений цигун с употреблением, как правило в выходные дни, крепких напитков в виде коньяка, виски или рома, которые служили надежным чистильщиком сознания от нежелательных мыслей. Когда стремление «почистить» сознание иногда затрагивало и рабочие дни, то впрессованная в меня «правильным» поведением функциональная устойчивость, по прежнему позволяла справляться как с домашними делами, так и с профессиональной деятельностью. Подобный образ жизни постепенно начинал меня выматывать, с одной стороны, помогая решать текущие задачи, а с другой, способствуя нарастанию напряжения от осознания своего нежелания так жить.
Наступил момент, когда я должен был решить, стоит ли тратить свое время и силы на работу, которая превратилась в рутину, не вызывая во мне никаких творческих порывов, на восточную практику, смысл которой таял вместе со спиртовыми парами в похмельное утро, делая мою жизнь каким-то тривиальным фарсом. Поэтому заключенный накануне трехлетний договор, а также более чем двадцатилетний стаж научно-педагогической деятельности не смогли удержать меня от подачи в отдел кадров заявления об увольнении по собственному желанию. Уволившись с работы, перестав выполнять упражнения, я стал терять свою самоидентификацию как в социальном, так и личностном плане, что вызвало сильное внутреннее желание увидеть настоящего себя.