— Куп!
Уронив рака на тарелку, я шагаю навстречу брату, обвиваю руками его шею и вдыхаю знакомый запах. Никотин и мятная жвачка. Я настолько не ожидала его увидеть, что даже не обращаю внимания на шпильку насчет вечеринки.
— Привет, сестренка.
Чуть отстранившись от Купера, я вглядываюсь в его лицо. Выглядит старше, чем в нашу последнюю встречу, но для него это нормально. Купер может за какой-нибудь месяц на целый год постареть, а седины на висках и глубоких морщин на серьезном лбу и вовсе с каждым днем прибавляется. Вот только Куп из тех, кто с возрастом делается даже привлекательней. Моя соседка по комнате в университете, когда у него в щетине начала появляться проседь, стала звать его Серебряным Лисом. И я это прозвище никак из головы не выброшу. На самом-то деле оно довольно точное. Куп выглядит взрослым и изящным, но при этом спокойным и задумчивым, как будто в свои тридцать пять лет успел познать больше, чем иным удается за всю жизнь. Я отпускаю его шею.
— Я тебя там не видела, — говорю несколько громче, чем собиралась.
— К тебе было не пробиться, — отвечает он со смехом, делает последнюю затяжку и роняет сигарету наземь, чтобы раздавить каблуком. — Ну, и каково оно, когда на тебя накидывается сразу сорок человек?
Я пожимаю плечами:
— Сойдет за репетицию свадьбы.
Его улыбка чуть кривится, но он тут же придает ей прежнюю форму. Мы оба делаем вид, будто ничего не случилось.
— А где Лорел? — спрашиваю я.
Купер сует обе руки в карманы и смотрит мне поверх плеча; взгляд его делается отдаленным. Я уже знаю, что сейчас услышу.
— Теперь неважно.
— Жалко, — говорю. — Мне она нравилась. По-моему, она хорошая.
— Ну да, — кивает он. — Хорошая. Она и мне нравилась.
Некоторое время мы молчим, прислушиваясь к гулу голосов внутри. Мы оба прекрасно понимаем, как трудно выстроить отношения после всего, через что нам довелось пройти; понимаем, что чаще всего ничего из этого не выходит.
— Ну и как ты, ждешь с нетерпением? — говорит Купер, дергая подбородком в направлении дома. — Свадьбу и все остальное?
Я смеюсь.
— Все остальное? Ты просто мастер выбирать слова.
— Ты знаешь, о чем я.
— Да, знаю. И да, жду с нетерпением. Лучше бы ты дал ему шанс.
Купер смотрит на меня, сощурившись. Я переступаю с ноги на ногу.
— Это ты сейчас о чем? — спрашивает он.
— О Патрике, — говорю я. — Знаю, он тебе не нравится…
— С чего ты решила?
Теперь моя очередь сощуриться.
— Давай-ка опять не начинать!
— Нравится он мне, нравится! — Купер вскидывает руки в знак капитуляции. — Только напомни, кто он там по профессии?
— Агент по продажам. Фарма.
— Да что ты говоришь? Ферма? — Он хмыкает. — Серьезно? А по виду не скажешь…
— Фармацевтика, — говорю я. — Через «а».
Купер смеется, извлекает из кармана пачку сигарет, сует в рот очередную. Протягивает пачку мне, я отрицательно трясу головой.
— Так больше похоже на правду, — соглашается он. — Для того, кто крутится среди фермеров, он как-то чересчур прилично одет.
— Хватит уже, Куп. — Я складываю руки на груди. — Я предупреждала тебя ровно об этом.
— По-моему, вы слишком торопитесь. — Он щелкает зажигалкой, подносит пламя к сигарете и затягивается. — Сколько вы там знакомы — пару месяцев?
— Год. Мы вместе уже целый год.
— То есть вы год как друг друга знаете?
— И что?
— То, что нельзя узнать человека за какой-то год. Ты с его семьей познакомилась?
— Пока нет, — вынуждена признать я. — Он с ними не слишком общается. Да будет тебе! Ты что, собрался судить о человеке по его семье? Уж кому, как не тебе, понимать, что семья — то еще дерьмо.
Купер пожимает плечами и вместо ответа делает еще затяжку. Его ханжество начинает меня раздражать. Брат всегда обладал способностью без малейших усилий залезать мне под кожу, зарываться поглубже, как скарабей, и заживо меня грызть. Хуже всего, по его виду не скажешь, что он это делает. Словно даже не понимает, насколько остро меня режут его слова, как больно колют. Мне вдруг хочется ответить ему тем же самым.
— Слушай, мне тоже очень жаль, что с Лорел у тебя ничего не вышло, да и с остальными, раз уж на то пошло, но это не дает тебе право ревновать. Попробуй разок раскрыться навстречу людям, вместо того чтобы вести себя как последний засранец, — сам удивишься, что обнаружишь.
Купер молчит, и я понимаю, что перегнула палку. Дело, вероятно, в вине. Оно делает меня чересчур прямолинейной. И чересчур ядовитой. Купер затягивается — глубоко — и выпускает дым. Я вздыхаю.