И теперь враг догоняет, хотя очень медленно.
И что дальше? Враг приблизится и выпустит свои ракеты, чтобы те взорвались прямо по курсу корабля. И корабль влетит в облако осколков. Возможности этих ракет авиаторы и Михаил уже обсуждали, пришли к выводу, что менять время взрыва на ракетах нельзя, они тупо взрываются, когда пролетят семьсот шагов, как те, которыми стреляли по кораблю Ера.
Значит, врагу нужно сократить расстояние до семисот шагов, чтобы наверняка сбить воздушный корабль.
Пока что до вражеской лодки тысяча шагов… нет, уже девятьсот семьдесят, как сообщила жестами Иван – в ее телескопе имелся дальномер.
Иван отдала приказ: готовиться к тому, чтобы покинуть корабль. Раскрыли корму, как до того раскрывали нос, чтобы высадить пассажиров (сейчас не ветер обгонял корабль, а наоборот), притащили сдутые шары и баллоны с водородом.
Чутье подсказало Михаилу, что сейчас – далеко не лучший момент, чтобы высаживаться. Предчувствия подтвердил Диз, который посмотрел вниз через телескоп и сообщил, что видит внизу людей, то есть корабль все еще над этой проклятой закрытой общиной летит, ведь могли же общинники расселяться вдоль Реки Ветров. Скажем, на воздушных шарах перемещались, чтобы пешком не ходить. Кроме того, воздушный шар – слишком легкая добыча для врага на воздушной лодке.
Иван приказала повернуть, если общинники действительно только под Рекой селятся, то надо из Реки выходить, чтобы хотя бы высаживаться не над вражеской территорией. Все равно – плохо, их высадку наверняка заметит преследователь, сообщит своим, и те организуют встречу внизу. Пока что Иван больше ничего не могла предпринять, кроме как тянуть до последнего с высадкой, вдруг что-нибудь случится.
Плохо быть безоружным. Только и есть на борту, что два пистолета, лук Син и всякие там палки да ножи, а с пистолетом против ракет… Яасен, что ли, метнуть навстречу врагу? Нет, ничего не выйдет.
А может – попробовать из пистолета? У Михаила десять запасных обойм, по четырнадцать зарядов в каждой. Конструкция у пистолета и пуль такая, что вполне можно стрелять на тысячу шагов, если навесом. Во всяком случае, так говорили исследователи, которые дали Михаилу это оружие. Точности не будет, но, раз зарядов много, можно попытаться нашпиговать воздух перед вражеской лодкой пулями, авось хоть одна попадет.
Михаил метнулся за своей сумкой, потом – на корму, которую уже раскрыли. Сел на палубу, расставив ноги и опершись спиной о стойку, поднял пистолет обеими руками.
Палуба подрагивала, порой – крупно, а мишень выглядела точкой. Да еще и стрелять навесом, то есть наводить пистолет нужно не прямо во врага, а выше… нет, план нереален. Хотя бы потому, что Михаил даже примерно не представляет, насколько выше мишени надо целиться. Можно поварьировать углы между направлением на цель и стволом, но… почти никаких шансов, даже у настоящего снайпера, а уж Михаил… В таких условиях ему стрелять еще не приходилось. У него вообще не очень то получалось стрелять, упражнения по стрельбе на скорость он выполнял плохо. И по движущейся мишени тоже недостаточно часто попадал, редко, чтобы с первого выстрела. Когда соревновались, кто попадет в мишень первым, Михаилу так и не удалось ни разу выиграть ни у Гри, ни у Нети, ни у Ога. Единственное, что получалось хорошо, даже очень – обычная стрельба по неподвижной мишени, когда можно целиться сколько угодно. Он целился до тех пор, пока им не овладевала особая такая уверенность, что не промахнется. Можно заподозрить, что помогало чутье пролазника.
Наверное, имеет смысл и сейчас воспользоваться чутьем.
Михаил поднял оружие, вдохнул, выдохнул, вдохнул до половины. Нет, не выходит, прицел гуляет вовсю. Но не позволил себе разочароваться, очищал разум от мыслей. И таки достиг покоя, хотя чувствовал – этого мало, нужно еще. Хотя куда еще? Оказалось – есть куда, покой преобразовался в нечто большее, чем покой, – во внутреннюю пустоту. Пустота, уже как будто самостоятельно, разрослась, и Михаил сам стал пустотой, стал ничем, растворился в мире, исчез. Как будто умер. И время словно остановилось.
«Воскрес» быстро, но не моментально, сначала появилось восприятие окружающего мира, потом мир стал четче, разделился на детали, потом, наконец, Михаил осознал самого себя. И переходы между этими этапами были плавными.
Рука еще чувствовала отдачу, уши – прорвавшийся сквозь шипение медленного взрыва звук выстрела.
Окончательно вернул Михаила из его сверхотрешенного состояния визг Иван: