мки и опустили их на землю. Пятый солдат вынул из своей сумки какие-то непонятные предметы, и обошел остальных солдат, перекладывая из их сумок в свою белые свертки. Отдал сумку офицеру, вернулся на свое место в углу пятиугольника, навел оружие на голову Михаила.
Офицер, немного поколебался, а потом… вынул из кобуры у себя на спине предмет, который мог быть только пистолетом, и тоже в сумку положил.
Михаил уже понял чутьем пролазника, что сумку собирают для него, его отпускают. Потому, когда офицер опустил сумку на землю и указал Михаилу сначала на нее, а потом в сторону волнистой равнины, пролазник спокойно встал и ушел, подхватив сумку. На краю верхушки столового бугра Михаил глянул на темное пятно, оставшееся от самолетика, философски цикнул зубом, и начал спуск насвистывая. Несмотря на провал в блуждающий лаз и потерю самолетика, причина весело насвистывать была: Михаил почувствовал Нику. Слабенько, не голос, а отголосок, но чувство было явственное. Почему до сих пор Михаил Нику не чувствовал? Мало ли, может это удар по голове чувствительность обострил, или вспышка белого пламени. Или может их чувственная связь оборвалась в момент прохода через блуждающий лаз, а потом – снова наладилась. А может дело в том, что время в этом странном мире движется в несколько тысяч раз быстрее, чем на Ненависти, где сейчас Ника. Ведь и раньше бывало, что при проходе через лаз связь рвалась на секунду, а потом – восстанавливалась. Ну а здесь из-за разности в скорости времени потребовалось пару часов.
Особенно приятно, что после восстановления чувственной связи с Никой чутье пролазника подсказывает, куда идти, чтобы свою любовь встретить. Вся недавняя тоска и отчаяние даже не вспоминаются.
Михаил оглянулся. Вояки стояли на краю верхушки столового бугра в расслабленных позах, уже в Михаила не целились. Что это были за люди, почему напали, почему потом отпустили – Михаил так и не узнал.
Путешествие затягивалось. Неизвестно, насколько затягивалось, никакого средства измерения времени не было. Очки холпа остались в самолетике и погибли, а с одним браслетом даже неизвестно, работает холп, или нет. Дня и ночи здесь не было, свечение неба оставалось неизменным. В таких условиях суточный цикл человека нарушается, может составлять не двадцать четыре часа, а сорок восемь. Поначалу Михаил принял цикл своего сна-бодрствования за один день, но уже давно сбился со счета этим «дням», хотя сначала пытался их считать, решив принять за утро момент своего пробуждения. И убедил себя, что в этом подсчете нет никакого смысла, все равно поход не закончится, пока не достигнет лаза.
Направление, в котором находится лаз, Михаилу подсказывало чутье. Потянуло его к лазу, пролазников всегда к лазам тянет. К тем, которые пролазник способен открыть. Ощущались какие-то лазы и в других направлениях, но этот, к которому Михаил пытается добраться уже неизвестно сколько, ведет к Нике, так чутье утверждает. А чутью можно верить, оно иногда замалчивает ценную информацию, но никогда не врет, не умеет. Потому Михаил, спустившись со столового бугра, отправился в сторону открытой равнины, а не к горам, лесам и озерам. Он здесь не чтобы пейзажами любоваться, а чтобы отсюда уйти.
У подножья столового бугра похожий на пластмассу камень под ногами сменился голубовато-зеленой, слегка упругой поверхностью. Больше похоже на ковер, чем на почву. Появилась растительность, довольно незатейливая: из почвы торчали в одном-двух метрах друг от друга гибкие прутья с плодами на кончиках. Прутья разные, от гладких серых, до цветных и покрытых рельефным узором, плоды – еще разнообразнее, всевозможных форм и расцветок. Но длина (точнее – высота) прутьев одинаковая, до пояса. Хорошо бы плоды оказались съедобными, но пока что Михаил не стал их трогать, успеет разобраться. Пока что важнее всего уйти подальше от столового бугра, где ему не рады.
Потом стали попадаться высокие кусты, точнее – пучки тех же прутьев с плодами. Прутья кустов изгибались так, что плоды висели прямо над головой, только руку протяни. Еще виднелись островки широколистой растительности.
Отдалившись на приличное расстояние от столовых бугров, Михаил решил проверить, что там у него в сумке. Первое, за что ухватился – яасен. Черный стержень, в который превратился артефакт, напоминал нож в ножнах, даже можно разглядеть линию, где ножны примыкают к рукояти. Потянул – так и оказалось, финка, только цвет необычно черный. А вот «офицеру» вытащить нож из ножен не удалось, яасеном может пользоваться только хозяин. Когда Михаил пробовал лезвие пальцем и на ногте, оно показалось очень тупым, но ближайший стебель порезало с опасной легкостью, никогда таких острых ножей в руках не держал. На Михаила вещичка настроена.
Однако – всего лишь нож?! Не лазерный пистолет, не генератор питательного бульона и не карманный надувной дом, как у других пролазников, которые выходили из мглы в дикой местности. Может, в этом мире вообще невозможна сложная техника? У «офицера» было радио, оружие солдат выглядело сложным. И нож далеко не прост, раз вытащить его из ножен может только хозяин, а режет он все, кроме хозяина.
Яасен превращается в тот предмет, который в данном конкретном мире окажется пролазнику особенно полезен. Здесь яасен уже принес пользу: было подозрение, что благодаря наличию в кармане яасена, вояки в красном отпустили Михаила. Тогда – от добра добра не ищут.
Кроме того, в сумке лежали круглая коробочка, пистолет, прозрачная пустая фляга и белые свертки. В свертках из рыхлого материала (что-то среднее между войлоком и ватой) оказались сухофрукты. Михаил как раз проголодался, съел парочку, оказалось вкусно. Один фрукт сладкий, похож на дыню, второй – во дела! – соленый, со вкусом копченостей. Хотелось попробовать еще, однако сдержался – продукты надо экономить, он же не знает, где новых сухофруктов добыть. В крайнем случае – вернется к столовым буграм, хоть и не хочется больше иметь дело с вояками в красном.
Назначение коробочки стало понятным, как только Михаил ее открыл – компас. Вместо обычной красно-синей стрелки – восьмиконечная звезда, все лучи разной формы и размера, не совсем понятно, на чем эта звезда держится, кажется, что просто висит в пространстве. Но дело свое знает, поворачивается в одно и то же положение.
Пистолет удалось разобрать и собрать. На самом деле это был револьвер с двумя барабанами на одной оси, стрелял он не пулями, а толстенькими дисками. Чем диски из барабанов выталкивает – непонятно, хотя и любопытно. Отверстие ствола не круглое, а прорезь под диски, и с одной стороны есть в стволе канавка, чтобы придавать диску вращение. А у солдатского оружия зрачки стволов круглые были.
Михаил быстро обнаружил, что подаренные ему сухофрукты, это те же плоды, которые на концах прутьев растут, только обезвоженные. Каких только плодов не встречалось: круглые, длинные, бугристые, с талиями, в форме пирамидок, конусов, чечевицы, семечек подсолнуха, спиральные, бесформенные. И вкус радовал разнообразием, и всякие-разные фрукты, и мясо, и рыба, и грибы, и креветки, и такой вкус, которого не припомнишь. Плодов много, с голода не помрем. Некоторые плоды, например похожие на помидоры красные шары, пробовать не хочется, значит – не будем, это чутье может предупреждать о ядовитости. Или (даже скорее всего) – эти плоды содержат наркотики, лучше к ним не привыкать.
Если плод сорвать, на его место сразу начинает расти новый, быстро дорастает до нормального размера и с терпеливостью клеща дожидается, пока его сорвут, не гниет не отваливается – постоянно свежий. Несвежих плодов на прутьях Михаилу не встречалось, отвалившихся – тоже. Да и сорванный плод не гниет, ссыхается, пока не превратится в сухофрукт, Михаил это установил, когда положил особо вкусный плод в сумку, и вспомнил про него только через пару «дней». А растущий плод незрелым не является, по крайней мере, вкус у него такой же, как у выросшего, Михаил проверял.
Широколистые деревья Михаил про себя назвал приютниками, они росли вокруг небольших, но достаточно глубоких водоемчиков с прозрачной водой. Михаил не выдержал, чтобы не искупаться, а то уже начинал чувствовать себя грязным. Воду в «бассейны» поставляли те же приютники: из их верхушек спускались к воде прозрачные трубочки вроде полых корней, по которым эта вода текла. Хорошая вода, без запаха, прохладная и вкусная. От жажды тоже не помрешь.
А почва под широкими листьями приютников покрыта не то мхом, не то кошмой, чтобы мягче спалось. Исследуя это покрытие, Михаил обнаружил, что оно расслаивается, можно легко получить одеяло желаемой толщины. И листья создают полумрак, чтобы свечение неба спать не мешало.
Местную «почву», упругий, как резина, пористый материал, Михаил поковырял ножом, вырезал полуметровой глубины дыру, и бросил дурью маяться.
Температура воздуха в этом мире всегда в меру теплая, иногда появлялся легкий ветерок. Ни дождей, ни туманов, даже росы нет. По крайней мере, за все время, что Михаил идет по этому миру, погода и не собиралась меняться.
Была и живность, скакунцы и осьминожки, так Михаил их назвал. У скакунцов – продолговатое серое тело без шерсти, всего один черный глаз и всего одна нога, на которой они довольно неуклюже скакали прочь от Михаила. Осьминожки живут в ветках приютников, с морскими осьминога