Гермафродит испуганно разжал пальцы, выпуская чужой воротник, и схватил обмягшего парня за плечи, встряхнув:
— Что с тобой?..
— Н… Не жри меня… — кому другому эта просьба показалась бы странной, но Локко сразу всё понял. Ему вовсе не померещился прекрасный вкус, потому что он был по-настоящему — Генератор только что высосал из другого Генератора почти всю энергию. В случае с Ракшей ощущения были совсем другими по многим факторам: пирокинетик находилась далеко, ее враждебная натура отравляла вкус излучения, а Локко тогда и вовсе тихо спал, усталый и равнодушный ко всему, потому, наверно, девочка и не пострадала.
Разом потяжелевший блондин не удержался на сидении из плоскости лопаты и, покачнувшись, завалился на сторону. Локко взвизгнул, но каким-то чудом извернулся в полете и поймал товарища. Злоба испарилась, и теперь гермафродиту было дико страшно. Он ускорил метлу, выискивая взглядом удобное место для посадки, но вокруг простирались грязно-черные холмы и кочки. Пришлось приземлиться прямо на них.
— Сейчас, сейчас, — расстелив дождевик, Локко перетащил слабо дышащего парня и уложил, закутав широкими полами. — Ну, тебе легче?
Десятый разлепил губы:
— Сгинь, — и больше ничего не добавил.
Дождь не прекращался, но теперь в этом был плюс — блондинистый маг мог попить. С едой же снова проблемы — они ничего не захватили в стремительном бегстве. Локко нарезал круги, не сильно отдаляясь от товарища, и все больше чувствовал тревогу. Наконец, додумался, почему.
Пожарище. Эта гигантская проплешина на земле, покрытая слоями сажи и пепла — все, что осталось от какого-то города, уничтоженного взрывом каких-то несколько месяцев назад, может быть даже зимой. Энергополе здесь сохранялось очень насыщенным, еще не впитавшимся в землю, и оно быстро восполняло силы двух молодых магов.
Но Десятому для полного восстановления действительно требовалась еда. Он же не Локко, не умеет жрать… себе подобных…
Генератор содрогнулся и ускорил полет, поднимаясь все выше и улетая все дальше.
Десятый сумел нормально проснуться лишь вечером, когда начало темнеть. Он наполовину промок под дождем, наполовину испачкался в земле, и вообще подстеленный дождевик не слишком-то спасал. Было зябко, промозгло и противно, и Десятый сел, с отвращением воззрившись на мир.
— Ешь, — Локко протягивал ему что-то светлое. Несколько кривых очищенных корневищ или клубней.
— Это корни цикуты или мандрагоры?..
— Ботаник. Еще бы на имбирь подумал, — рыжий улыбался, но глаза его оставались настороженными. — Топинамбур это.
Название показалось знакомым, и Десятый взялся за еду. Он грыз пресные клубни и смотрел, как остальные ловко обскебаются от кожурки с помощью лезвия лопаты. Занимающийся «готовкой» гермафродит выглядел виноватым.
— Не хотелось мне, чтобы кто-то знал, что я умею отбирать чужое излучение, — Локко продолжал работу, обшкрябывая добычу, подкладывая готовое Десятому и жуя тоже. — Это не та способность, которой хочется хвастаться. Я чуть не убил тебя… Пойму, если ты не простишь.
Блондин привычно промолчал, слушая монолог.
— Я вызнал, где мы сейчас, — после тяжкого вздоха продолжил гермафродит. — Совсем рядом с границей, где идут военные действия. До Люцифера мне осталось лететь немного, а ты можешь направиться в другую сторону, чтобы не угодить в огонь, вот туда, — он махнул рукой в нужном направлении. — Хотя на сутки пути вокруг только пепел и тьма. Мы в кратере убитого города.
Не показав каких-либо эмоций по поводу услышанных новостей, Десятый поднял взгляд, но смотрел мимо собрата.
— Вывезешь меня из кратера и, считай, мы квиты, — равнодушно поставил условие он, зная, что терзаемый виной Локко не сумеет отказать.
Так и вышло.
Во время пути подростки молчали, не испытывая даже желания перешагнуть взаимную неприязнь и вернуть контакт. Локко больше не мурлыкал вполголоса песенок, а Десятый не предлагал поглядеть поближе на какую-нибудь неприметную, но интересную мелочь, которые зорко высматривал с высоты. Потому что в россыпях сажи ничего интересного не было.
…Ах нет, все-таки было! На границе кратера валялись уймы несожженных вещей, которые, как синхронно и молча предположили странники, люди забросили сюда, решив организовать свалку, пока природа не восстановилась. Типичный человеческий поступок.
Генераторы опустились на границе валов хлама, чтобы поискать какие-нибудь полезные вещи. Грязный сырой дождевик полетел в мусор, а Десятый откопал из залежей куртку поприличнее. Локко же, гуляющий среди ломанной мебели, с усмешкой думал о том, что вполне мог бы собрать себе здесь дом из мусора и прожить до осени.
Не об этом он мечтал, убегая из тепла и сытости через высокие стены Зимпа-7.
— Чувствуешь, Десятый? — весело обратился маг к товарищу. — Мы с тобой совершенно затеряны. На много километров вокруг нет ни одного живого человека!
Блондин спокойно поднял взгляд, ожидая, что еще скажет собрат, но Локко отвернулся от него с плохо скрываемой досадой непонятно на что.
Со свалки они пошли пешком по широкой кайме пожарища, смешанным валам грязи, старой травы и пепла. Миновав этот кошмар, подростки выбрались на вершины протяженного высокого холма, за которым открывался вид на долину мелких рек и ухоженных людьми полей. Всё это еле-еле виднелось во тьме позднего вечера, но о присутствии внизу человеческих жилищ свидетельствовали ряды крохотных светящихся прямоугольников-окошечек.
«Это, должно быть, начало пограничных земель», — хотел было проговорить вслух Локко, шагавший впереди и тащивший на плече метлу, но вовремя вспомнил, что он с Десятым больше не треплется по пустякам.
И ТУТ СВЕРКНУЛО!
Вспышка мощностью в несколько сотен молний, казалось, на миг залила всё вокруг и тут же пропала. Маги не успели опомниться и проморгаться, как заметили на горизонте, далеко за грязными скалистыми насыпями холмов, растущий в небо столб белого сияния. Вокруг мощного луча медленно раскрывались концентрические световые кольца, радугами расходясь ввысь, в стороны, распускаясь от земли чашей немыслимого цветка.
Это был самый настоящий Цветок Смерти, тот, что сотворила цивилизация с помощью высокотехнолочного оружия и магического излучения.
— Десятый, ты тоже это видишь? — Локко смотрел распахнутыми глазами и отказывался верить, почему столь невероятное, чудеснейшее зрелище на самом деле является знаком страшной беды.
— Еще один город взорвали, — сжимая кулаки до боли, процедил парень. И рыжий маг мог бы услышать, как в бессильном гневе скрипят его зубы, но тишина ночи пропадала за нарастающим звуком. Сперва Локко принял это за звон в ушах от ударной волны, но тут же понял, что ошибся.
Пела труба.
Это был звук самого взрыва, того самого светлейшего сияния, что сейчас превращало в хлопья черного пепла целые кварталы вместе с жителями. Тревожный сигнал Цветка Смерти невозможно было ставить в сравнение с пиликаньем горнов или оркестровых инструментов.
Потому что вот эта ТРУБА взывала не с земли, а то ли с небес, то ли прямиком из пучин ада, заставляя все спектры души резонировать, играть в унисон с болью, наслаждением, жизнью, восторгом, жестокостью и ужасом.
Зов, которому трудно сопротивляться.
Обычно равнодушные звезды с высоты сейчас смотрели на долбанутый мир со всем изумлением, на какое были способны. Обожженная тысячами выстрелов планета примолкла.
Очнувшийся гермафродит смаргнул наваждение и ухватил за капюшон Десятого, который под влечением звука вышел на опасный край обрыва.