Джек нежно заключил меня в объятия. Однако едва он меня поднял, из моей груди вырвался невольный крик.
– Что такое? – удивился он.
Обхватив его за шею здоровой рукой, я уткнулась лицом ему в плечо и крепко зажмурилась:
– Спина болит. Гестаповцы пытали меня раскаленной кочергой.
– Боже! – Джек на мгновение замер. Он нежно прикоснулся губами к моей макушке и тихо прошептал: – Сейчас нормально? Не больно? Я могу опустить тебя, если ты хочешь идти пешком.
– Честно говоря… не думаю, что смогу.
Коротко кивнув, он двинулся вперед, а я изо всех сил старалась не замечать обжигающей кожу боли. После жестокости в застенках гестапо забота Джека казалась мне ниспосланным небесами утешением. Я еле сдерживала слезы, пока он нес меня через лес, ступая по неровной, изрытой камнями, корнями и губчатым мхом земле.
Мои физические и эмоциональные силы были на исходе. Неужели гестаповцам все же удалось сломить меня? И я уже никогда от этого не оправлюсь?
Вглядевшись в лицо Джека, по которому скользили лучи пробивающегося сквозь листву солнца, я слабо пробормотала:
– Не хочу умирать.
– Ты не умрешь. Все будет хорошо.
Но откуда ему было знать?
Когда мы добрались до ветхого домика на небольшой поляне, мышцы Джека дрожали от напряжения, а его лицо заливал пот. Но на землю он поставил меня только у самой двери.
Я скользнула взглядом по стене хижины: коричневая краска тут и там облупилась, крутая покатая крыша заросла мхом и покрылась опавшими листьями, но все-таки защищала от непогоды сложенные на пороге дрова.
– Что это за место? – спросила я. Толкнув дверь плечом, Джек придержал ее для меня.
– Не знаю, но, судя по всему, здесь уже давно никого не было. Надеюсь, тебя не смутит пыль и паутина.
– Ни капельки. – Я перешагнула порог. Обстановка была ожидаемо скромной: грубый деревянный стол с двумя стульями, кровать с выцветшим лоскутным одеялом, дровяная печка и стеллажи для продуктов и припасов. Сквозь два маленьких грязных окошка пробивался тусклый свет. Пахло гнилью. Но эта видавшая виды хижина предлагала нам главное – укрытие.
Джек помог мне доковылять до кровати.
– Полежи немного, – сказал он, наклонившись ко мне.
– Хочу хоть пару минут провести в вертикальном положении. Пока мне чуть легче дышится.
Он кивнул и направился к стеллажам. Оставленные на них банки, глиняные кувшины и консервы покрывала липкая паутина.
– А вдруг они вернутся? – протянула я, имея в виду хозяев домишки.
Джек уже крутил в руках большую банку.
– Разрази меня гром – я нашел кофе. – Он открыл крышку и понюхал содержимое банки. – Самый настоящий. Правда, осталось немного.
– Наверное, стоит здесь с довоенных лет.
– Или кто-то купил его на черном рынке. – Вернув банку на полку, он принялся осматривать стоящую в углу удочку и снасти. Наконец он снова повернулся ко мне: – Пойду принесу аптечку. Потом разведу огонь и вскипячу воду – оценим, что у них тут за кофе.
Я смотрела ему вслед, поражаясь, что четыре года жизни в роскоши Гранчестер-холла – с его слугами, изысканным фарфором и изумительным вином, которое всегда подавали к столу, – не шли ни в какое сравнение с гостеприимством этого Богом забытого домика. Места, где война не могла меня достать. Места, в которое меня привел бесконечно добрый мужчина, искренне желавший мне помочь. Это было дороже всех сокровищ в мире – поистине бесценно.
Джек вернулся с аптечкой и ведром воды и сполоснул медный чайник, прежде чем наполнить его и поставить на печку. Я наблюдала за ним, лежа на боку: он вышел за дверь и через мгновение вошел с охапкой дров и с грохотом бросил их на пол. Печку он растопил в два счета.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, усаживаясь за стол и открывая аптечку.
– Так же.
Порывшись в коробке, он вытащил оттуда какой-то сверток и поднес его к свету.
– Нашел мазь от ожогов. Написано: обильно распределить по пораженному участку. Может, хоть это облегчит твои страдания. – Он повернулся ко мне. – Попробуем?
– Давай.
Джек подошел и сел на край кровати.
– Мне придется приподнять твою блузку. Ты не против?
– Нет.
Он наклонился, одной рукой подцепил шелковую ткань – и в ужасе застыл.
– Боже мой, Вивиан. Что они с тобой сделали?
– Это неважно. Главное, что все позади.
– Еще как важно, – низким, дрожащим от ярости голосом пророкотал он. – Мерзавцы.
Я закрыла лицо рукой, потому что не хотела даже думать о том, через что мне довелось пройти, – и уж тем более говорить об этом. Переживать вновь болезненные воспоминания было невыносимо. Но одно Джек должен был узнать: