Однако в спальне я обнаружила, что была в квартире не одна. Я поняла это по незастеленной кровати, закрытой двери в ванную комнату и звуку льющейся в душе воды. Мое сердце пропустило удар: Малкольм был дома. Он еще не ушел в свой офис.
Я схватилась рукой за живот, стараясь успокоиться, тихо прошла по мягкому белому ковру, села на кресло и, склонив голову, попыталась подготовиться к встрече с ним. Я лихорадочно соображала, что сказать, когда он выйдет и с удивлением обнаружит меня в спальне. Скорее всего, решит, что я простила его и вернулась, чтобы начать все сначала. Что я согласна выйти за него замуж.
Однако такой поворот событий меня не устраивал. Я пока не успела обдумать то, что случилось в музее Гуггенхайма, и не вполне разобралась в собственных чувствах.
Малкольм выключил воду. При звуке его шагов я подумала, не постучать ли мне в дверь, чтобы предупредить о своем присутствии. А может быть, стоило устроить ему сюрприз? Я все еще понятия не имела, что ему сказать, но мне требовалось его увидеть. Я хотела заглянуть ему в глаза – и просто посмотреть, что будет. Вдруг мне все мгновенно станет ясно?
В этот момент я заметила, что на тумбочке с моей стороны кровати что-то поблескивает. Я встала, пересекла комнату – и обнаружила пару женских золотых сережек-колец.
У меня таких не было. Точно.
Я нахмурилась, и в тот же миг дверь ванной распахнулась и в комнату вошел завернутый в полотенце на бедрах Малкольм.
Я замерла с серьгами в руке, молча пронзая его взглядом и чувствуя, как яростно бьется в жилах кровь.
Он растерянно похлопал глазами.
– Привет. – Его взгляд беспокойно метнулся к скомканным простыням, будто он хотел убедиться, что в кровати никого нет. Наконец он заметил серьги в моей руке.
Его кадык дрогнул, но он тут же как ни в чем не бывало улыбнулся:
– Что ты здесь делаешь? Как же я рад тебя видеть.
– Правда?
Он начал обходить кровать, намереваясь подойти ко мне, но я попятилась к двери шкафа и вскинула руку – не хотела, чтобы он ко мне приближался. Немедленно остановившись, он вгляделся в мое лицо.
Я бросила серьги на кровать.
– Кажется, мадам – кем бы она ни была – забыла серьги. И наверняка захочет вернуться за ними.
Краска прилила к его щекам:
– Джиллиан… это не то, что ты думаешь.
Я горько рассмеялась:
– О, даже не начинай, я тебя умоляю. Это оскорбительно.
Он наклонил голову. Самое ужасное, что даже сейчас он оставался чертовски привлекательным. Ох эти его мокрые взъерошенные волосы и обнаженная мускулистая грудь!
– Прошу, успокойся и просто выслушай меня.
– Незачем мне тебя слушать! Я хочу собрать свои вещи – и никогда больше сюда не возвращаться.
С опаляющим чувством обиды в груди я кинулась в гардеробную и начала срывать с вешалок свою одежду и бросать ее на кровать.
– Я не звал ее, – пытался оправдаться он. – Она сама пришла.
Во мне бурлила обжигающая ярость, взгляд застила красная пелена:
– Это была та модель из музея Гуггенхайма?
Он промолчал – и я сделала свои выводы. Потом он сказал:
– Ты не понимаешь. Ничего не понимаешь. Я скучал по тебе, у меня было разбито сердце. Я был уязвим – а она это знала и воспользовалась.
– Ах вот как? Значит, это она виновата. Соблазнила тебя, такого несчастного. Очень правдоподобно. – Бросив очередную груду одежды на кровать, я вернулась в гардеробную и принялась потрошить ящики. – Скажи мне одну вещь: со сколькими ты мне изменял?
– Больше ни с кем. Клянусь.
– Ты так же клялся, что это никогда больше не повторится. Помнишь? Когда надевал мне на палец это кольцо. – Я стянула его, швырнула на прикроватный столик и продолжила собирать вещи. Потом я вернулась в прихожую за чемоданами, которые захватила из бабушкиного дома, и неуклюже потащила их в спальню.
Когда я зашла в комнату, Малкольм сидел на краю кровати, обхватив голову руками. Меня трясло, на глаза наворачивались слезы, но по крайней мере одно я поняла точно – наконец обрела ясность, которой мне так не хватало. Мне больше не нужно было мучительно искать ответы и разбираться в собственных чувствах. Малкольм изменил мне во второй раз – сразу после того, как сделал предложение и пообещал, что это больше никогда не повторится. Кольцо на моем пальце ничего для него не значило.
Убедившись, что все собрала и мне не придется сюда возвращаться, я застегнула чемоданы.
– Не пытайся звонить мне или связаться со мной каким-либо другим образом. Я больше не хочу тебя видеть. Никогда. Все кончено.