Выбрать главу

— И вам, — сказал он, стараясь вести себя спокойно и даже немного развязно, — Хорошая сегодня погода, верно? Я даже удивлен, почему Уэббли позвал вас, джентльмены, провести время в этой душной комнате.

Неизвестный смотрел на Маадэра с интересом, но интерес этот был вялым, скучающим — так энтомолог может разглядывать хорошо знакомое ему насекомое, упавшее в стакан с чаем.

— Меня зовут Бернарделли, — сказал он негромко и добавил, — Матео Бернарделли.

— Этельберд Маадэр к вашим услугам, мерценарий.

— Я не нуждаюсь в услугах мерценария. Но я представляю организацию, про которую вы, возможно, слышали.

— «Тацитурния Силентия»? — догадался Маадэр.

Человек, назвавший себя Бернарделли, одобрительно кивнул. Судя по его манере себя вести, он ценил понимающих, схватывающих на лету, собеседников. А еще в его взгляде мелькнуло нечто такое, из-за чего Маадэр понял — его собственная жизнь отныне будет длиться ровно сколько, сколько времени он сам сможет оставаться понимающим и схватывающим на лету.

— Все верно.

— В таком случае, позвольте выразить вам свое восхищение, — Маадэр сделал жест, словно снимал с головы шляпу. На всякий случай, довольно медленно, чтоб у двух джентльменов со стволами по бокам от двери не возникло соблазна превратить его в рваное месиво вместе со старым стулом Уэббли, — Красиво сработано. Нет, действительно, очень недурно. Перехватили меня, как выпавшую из гнезда пташку. Я впечатлен.

Человек, назвавшийся Бернарделли, поморщился.

— Замолчите, — негромко попросил он, — И имейте мужество контролировать свой страх.

«Для этого у меня есть отдельный орган, — подумал Маадэр, ощущая бессильную, не имеющую выхода, злость, — И зовут его Вурм. Но послушаем, что ты мне скажешь, лощеный ублюдок. Раз не изрешитили от входа, значит, тебе есть, что спросить. Или что сказать. Выкладывай, черт возьми!»

Бернарделли долго, не меньше минуты, молча стоял напротив Маадэра, разглядывая его. И хоть он молчал, Маадэру очень быстро стало неуютно находиться в одном помещении с ним. Тяжелый человек, неприятный человек. В Бернарделли чувствовалось нечто большее, нежели просто уверенность или сила. Это было похоже на какое-то электрическое напряжение, гудящее в его жилах. Если бы Маадэр не чувствовал каждый предмет с электромагнитной аурой в помещении, он поклялся бы, что ощущает пробегающие под плащом убийцы электрические змейки. С этим человеком не стоило спорить. И говорить. Людей вроде Бернарделли не полагалось даже видеть.

— Виски? — осторожно предложил Уэббли. В обществе молчаливых убийц даже старый мерценарий ощущал себя крайне неуверенно, даже держался с несвойственной ему подобострастностью.

— Нет, — Бернарделли даже не повернул головы в его сторону, — Сейчас меня интересует только господин Маадэр. И то, что он скажет.

Никто не привязывал Маадэра к спинке стула, но под взглядом Бернарделли он почему-то ощущал себя так, словно его обездвижили или снова накачали транквилизатором. Тяжелый, недобрый взгляд. Не безразлично-рыбий, как у Нидара, другого свойства. Похож на тяжелый плотный бархат, совершенно непрозрачный и способный скрывать под собой что-угодно.

— Вы знаете, почему вы здесь, господин Маадэр?

«Будь осторожен, — шепнул Вурм, — Этот парень выглядит опасно. И ему не нужны лишние слова».

Маадэр мысленно чертыхнулся. Он и без помощи Вурма составил о собеседнике сходное впечатление.

— Догадываюсь, — лаконично сказал он вслух.

Бернарделли сделал несколько коротких шагов вокруг его стула. Удивительно, он не обладал коренастой фигурой, но при этом каждый его шаг казался тяжелым и каким-то вкрадчивым. Как скрип тяжелой мраморной плиты, которую опускают на могилу.

— Этой ночью вы убили нашего человека, господин Маадэр. Это было в Восьмом, в доме человека по имени Исаак Боберг.

Говорил он неспешно, слова стыковались друг с другом тяжело и увесисто, без щелей.

— Это было случайностью, — Маадэр выставил вперед ладони, — Случайный конфликт интересов, если можно так выразиться. Ваш человек напал на меня, а я…

— Если вы еще раз заговорите прежде чем я разрешу вам, я забью по гвоздю в ваши колени и локти, — произнес Бернарделли.