Александр Егоров тепло принял группу генштабистов. Коротко изложил им ситуацию на фронте.
— Вот-вот мы начнём боевые действия, — сказал командующий. — Я бы хотел видеть всех вас на переднем крае. Враг лют и коварен, бьётся до последнего патрона. Но я уверен, что вы не из робких и сможете проявить себя в сражении.
В штаб вошёл член Реввоенсовета фронта латыш Рейнгольд Берзин. Поздоровавшись с красными офицерами, он обратился к Егорову:
— Александр Ильич, товарищ Сталин желает встретиться с генштабистами. После беседы с ними проводите их к Иосифу Виссарионовичу.
— Я готов это сделать, Рейнгольд Иосифович…
Мерецков впервые так близко увидел Сталина. Был тот невысокого роста, коренастый, на худощавом лице заметны оспины. Говорил он с «академиками» просто, хотя и занимал высокую должность. Беседуя со слушателями, он медленно ходил по комнате, покуривая трубку, то и дело задавал красным офицерам вопросы, выслушивал их ответы и снова спрашивал:
— Умеете ли вы обращаться с лошадьми?
— Мы все прошли кавалерийскую подготовку, товарищ член Реввоенсовета, — подал голос Мерецков.
— Значит, знаете, с какой ноги влезают в седло?
— А это кому как удобнее, — ответил чернявый слушатель. — Чудаки встречаются повсюду.
Сталин остановился у стола, обвёл сидевших пытливым взглядом.
— А умеете перед седловкой выбивать кулаком воздух из брюха лошади, чтобы она не надувала живот, не обманывала всадника, затягивающего подпругу?
— На фронте в девятнадцатом научились это делать! — за всех ответил старший группы.
— Учтите, товарищи, речь идёт о серьёзных вещах, — строго предупредил Сталин. — Надо срочно укрепить штаны Первой конной армии, для чего вас туда и направляют. Тому, кто не знает, чем пахнет лошадь, в Конармии делать нечего!..
Вот и Умань. С трудом пройдя через многие сторожевые посты, слушатели явились к армейскому командованию. Где-то тут находился полевой штаб Конармии и её начальник Зотов. Но к ним вышел… командарм Семён Будённый! Первое, что бросилось Мерецкову в глаза, — его лихо закрученные усы. Пышные, чёрные и без единого седого волоса.
(Позже Мерецков узнал, что когда Первая конная армия находилась на Кубани, близ Ростова-на-Дону, её посетил председатель ВЦИКа М. И. Калинин. Он-то и посоветовал Будённому сбрить усы, на что Семён Михайлович ответил:
— Не могу!
— Почему?
— Усы принадлежат не мне, они народные. — А. 3.).
Будённый осмотрел прибывших, с каждым поздоровался за руку. Беседуя с ними, он вполне серьёзно заявил:
— У нас в Конармии есть неписаный закон — рубить беляка до седла, а там он сам развалится!
«Академики» дружно захохотали.
— Я не шуткую, ребята. — Будённый одёрнул френч. — И ещё у нас живёт в сердце каждого бойца лозунг — биться с врагом до последней возможности, в плен не сдаваться! Надеюсь, что никто из вас не осквернит наши святые традиции, а в сражении приумножит их. Ну а теперь вам скажет несколько слов член Реввоенсовета, мой боевой друг Клим Ворошилов. А вот и он.
«Симпатичный мужик, как и у командарма, у него усы, но небольшие и подстриженные, — подумал Мерецков о Ворошилове. — Наверное, подражает Семёну Михайловичу».
Ворошилов тоже был весел, шутил, ему хотелось знать все: кто такие «академики», откуда они родом, сколько курсов проучились, есть ли среди них бывалые бойцы. Убедившись, что пополнение в Конармию прибыло достойное, он подвёл итог беседы.
— В почёте у нас храбрецы, — довольно сказал Ворошилов. — Их мы награждаем орденами, медалями. Так что желаю видеть вас в боях смелыми и дерзкими, а за орденами дело не станет. Вот ты как будешь воевать? — Климент Ефремович в упор посмотрел на Мерецкова и ждал, что тот скажет.
Кирилл Афанасьевич за словом в карман не полез:
— Я раньше разведкой занимался, но если грянет бой, то и шашку могу в руки взять.
— Разведкой? — переспросил Будённый. — Тогда пойдёшь в 4-ю кавдивизию помощником начальника штаба Косогова по разведке. — Он вызвал начальника разведотдела армии Стройло. — Вот его, Мерецкова, — он кивнул на Кирилла Афанасьевича, — я определил к начдиву Коротчаеву. Растолкуй, чем он будет заниматься, потом отправь в штаб дивизии.