Первая конная армия готовилась к новым активным действиям. 6-ю и 11-ю кавдивизии Будённый повёл на юго-запад, чтобы прикрыть зону прорыва от флангового удара противника, — по пятам Конармии следовали польские уланы и пехота. 4-я и 14-я кавдивизии под командованием члена Реввоенсовета Ворошилова двинулись на Родомысль, чтобы оттуда нанести удар по вражеской группировке в районе Коростеня. «Первая конная разделилась надвое, что это даст? — размышлял Мерецков во время привала. — Как бы ночью нашу дивизию не атаковали уланы. Разведка доносит, что они идут прямо за нами. Надо предупредить начдива…» Он доложил свои соображения Коротчаеву. Тот усмехнулся.
— Не трусь, Мерецков, уланы разбежались кто куда и до утра носа своего не покажут!
Кирилл Афанасьевич, однако, не разделял его оптимизма и серьёзно заметил:
— Моя разведгруппа только что вернулась в штаб с пленным уланом. Он заявил, что поляки намерены атаковать Коростень. Как бы беды не случилось.
— Думаешь ты о деле, Мерецков, но не всегда хорошие мысли вызревают в добрые поступки, — философски заметил начдив и резюмировал: — Иди отдыхать, на дворе уже ночь хозяйничает.
— Не могу, товарищ начдив. Косогов назначил меня дежурным по штабу.
— Тогда гляди тут в оба, если что — дай знать.
Мерецков вышел во двор перекурить. Ночь была тёплая и безветренная. В тёмном небе ярко горели звёзды, они часто мигали, словно переговаривались с землёй. Изредка где-то далеко стрекотали пулемёты, слышались одиночные выстрелы, а в небо взлетали красные и зелёные ракеты. Мерецков подозвал помощника, молодого кавалериста с копной рыжих волос.
— Пётр, ну-ка обойди посты: как там наши часовые, не то ещё уснут, — распорядился он. — Ты, наверное, слыхал, как погиб Василий Чапаев? Нет? А я тебе скажу: часовые на постах уснули, белые подкрались к ним, штыками закололи и ударили по спящим бойцам чапаевской дивизии.
— Чапаев — да, герой, и молва о нём широкая и бурная, как большая река, — заявил боец. — И погиб-то Чапаев в этой самой реке. — Он взглянул на Мерецкова. — Я пойду посмотрю, на местах ли наши часовые…
«Прав боец, молва о Чапаеве в народе широкая, — отмети про себя Кирилл Афанасьевич. — Таких, как он, я ещё не встречал. Хотя нет, Семён Будённый, пожалуй, ему не уступит. О нём тоже в народе, особенно на Дону и Кубани, песни поют, говорят о нём с любовью».
Вернулся Пётр.
— Ну, что там? — спросил Мерецков.
— Часовые на постах, так что белополяки к штабу незамеченными не подойдут, — ответил Пётр.
Мерецков отпустил его отдыхать, с полчаса посидел над картой и снова вышел во двор перекурить. Мысли потекли к нему, как ручейки. Сначала он вспомнил своего отца, когда вместе в страду они косили хлеба, потом будто наяву увидел мать: вот она стоит у плетня, а он, Кирилл, верхом на коне машет ей рукой на прощание. Он даже услышал её голос: «Сынок, в огонь не бросайся и головушку спою пуле не подставляй! Как приедешь в Харьков, черкни несколько строк, чтобы мы с батей не волновались».
Мерецков вздохнул. Надо было перед отъездом на фронт и матери написать. А теперь ему не до писем, того и гляди появятся уланы. Когда выйдет на отдых Конармия, тогда он и напишет матери.
Вдруг его раздумья прервали частые винтовочные выстрелы, а где-то неподалёку взорвалась граната, ослепив всё окрест.
— Уланы наступают! — подскочил к Мерецкову часовой, охранявший штабные машины.
Мерецков объявил боевую тревогу, затем вихрем ворвался в комнату, где на топчане спал Клим Ворошилов. Сгоряча схватил его за руку, потянул к себе, крикнул едва ли не на ухо:
— Поляки атакуют штаб!
Ворошилов вскочил с топчана и, выхватив из кобуры револьвер, выбежал во двор. А там уже суетились бойцы.
— Где уланы? — спросил Ворошилов и, не дождавшись ответа, крикнул во всё горло: — Бригады к бою! По копям!..
Схватка в ночи была короткой, но жестокой. Красноармейцам удалось отбросить врага, часть уланов была изрублена шашками. Как потом выяснилось, это были белополяки 7-й пехотной дивизии. Когда ракеты осветили поле, Мерецков увидел Клима Ворошилова, скачущего на своём рысаке. На ходу он стрелял из нагана. Бойцы скакали за ним. В какой-то миг лошадь Мерецкова от взрыва гранаты шарахнулась в сторону, и он ощутил горячий удар в грудь. «Кажется, улан пальнул по мне из карабина», — только и подумал Мерецков. Он как-то сразу обмяк, силы покинули его, и он свалился с коня…
Очнулся Мерецков на рассвете и увидел себя на тачанке. Приподнял голову, чтобы посмотреть, где они едут, и такая боль возникла в груди, что едва не задохнулся.