Пролежал в госпитале Мерецков с неделю, рана стала затягиваться. Врач, лечивший Кирилла Афанасьевича, усмехаясь в рыжие усы, сказал, осмотрев его:
— Повезло тебе, сынок! Пуля застряла в груди, рядом с сердцем, но этот мотор не задела. Побудешь ещё неделю, и я тебя выпишу.
Мерецков был рад, что дело шло на поправку. Впервые после ранения он улыбнулся. «Факт, повезло мне», — подумал он. Первая рана, когда его лечил хирург Игорь Денисович Костюк, была тяжёлой, тогда он пролежал в госпитале больше двух месяцев. На этот раз рана затягивалась быстро, без каких-либо осложнений, и это вселяло надежду, что скоро он вернётся в Конармию.
Перед самой выпиской из госпиталя Мерецков написал отцу письмо, упомянул о своём ранении. Положил листок в конверт и запечатал. Подумал, подумал, потом взял письмо и изорвал в клочья. Зачем волновать родных? Когда вернётся домой, расскажет им, что с ним приключилось.
Утром в палату вошёл его лечащий врач. Был он весел, от него пахло одеколоном.
— Я только что побрился, и вам не мешало бы это сделать, — улыбнулся он, глядя на Кирилла Афанасьевича.
— Почему? — усмехнулся Мерецков. — Куда мне спешить, завтра и побреюсь.
— Нет, дружище, садитесь и брейтесь, а я оформлю документы. За вами уже прибыла тачанка.
— Тачанку небось послал начдив Коротчаев? — спросил Мерецков бойца, садясь рядом с ним.
— Никак нет — Фёдор Литунов! Теперь он командует нашей 4-й дивизией.
— А куда направили Коротчаева?
— Не могу знать. В штабе дивизии вам скажут. Моё дело — отвезти вас в часть, а в политике я не игрок!
К месту прибыли ночью. Но Мерецкова ждало разочарование: дивизия ушла в Житомир. Кое-как позавтракав, они с бойцом-ординарцем сели на лошадей и за сутки добрались до Житомира. И снова неудача! Комендант города сказал Мерецкову, что, если он хочет догнать свою дивизию, ему надо седлать коня и скакать в Ровно. Пока там ещё польские паны, но, когда он туда доедет, их уже не будет.
Двое суток езды верхом по просёлочной дороге, и Мерецков с ординарцем прибыли в Ровно. Днём раньше город освободили бойцы Первой конной армии. Белополяки в панике отступили. На дороге темнели побитые и сгоревшие подводы, валялись трупы лошадей, чернели воронки от снарядов и разорвавшихся гранат, наполовину залитые дождевой водой. А вот и штаб армии. Мерецков спешился и, отдав повод ординарцу, вошёл в комнату. У стола он увидел Будённого.
— Разрешите доложить, товарищ командарм! — начал было он, но Семён Михайлович прервал его:
— Ты ли, Мерецков?! А Клим Ворошилов доложил мне, что в ночной схватке ты якобы погиб! Я даже хотел помянуть тебя чаркой самогона, но воздержался, потому как начальник штаба, твой командир Косогов, сообщил мне, что ты будто был ранен и где-то в Киеве лечишься. — Будённый взглянул на соседнюю дверь и крикнул: — Клим, иди сюда!
В комнату вошёл Ворошилов и, заметив Мерецкова, попятился было к двери.
— Ты жив?!
Мерецков улыбнулся.
— Пуля вышибла меня из седла, очнулся я уже на тачанке. Две недели пролежал к Киеве в госпитале. Теперь вот прибыл в дивизию. А разве Коротчаев не сказал вам, что отправил меня на тачанке в Киев?
— Я о тебе не спрашивал, а он не счёл нужным докладывать. А вообще-то, Кирилл Афанасьевич, ты тогда ночью спас меня, иначе уланы забросали бы штаб гранатами. Молодчина! Тебе бы следовало за геройское дело вручить орден, но что решит командарм?
— Я — за! — улыбнулся в усы Будённый. — Пусть Косогов пишет на него реляцию, а пока я сделаю вот что… — Командарм вызвал к себе начдива Тимошенко. — Где твой начальник штаба дивизии? — спросил он.
— Я послал его в бригаду.
— Вот этого орла, Кирилла Мерецкова, я назначаю к вам в 6-ю дивизию на должность помначштадива. У Коротчаева он был в этой должности и хорошо себя проявил. Не возражаешь?
— Разве мне, товарищ командарм, не нужны опытные вояки? К тому же товарищ Мерецков генштабист. Ему бы продолжать учёбу в Академии Генштаба, а он по-прежнему на фронте, да ещё пулю вражью поймал…
— Ишь ты, заступник какой нашёлся! — усмехнулся Будённый. И тут же его лицо посуровело. — Ты, Семён, подобные разговорчики здесь не веди! Не один Мерецков на фронте, все слушатели сражаются с врагами.
— А я что, товарищ командарм? — смутился Тимошенко. — Я не против, что «академики» помогают нам бить белополяков.
«Дипломат! — усмехнулся в душе Мерецков. — Но командарма уважает, потому сразу прикусил язык…»
Вскоре Мерецков уже сидел у начальника штаба дивизии Жолнеркевича и слушал его рассказ об обстановке на фронте. Жолнеркевич возложил на Кирилла Афанасьевича обязанности помощника не только по разведке, но и по оперативной работе. (Позднее Мерецков отмечал, что это оказалось «чрезвычайно полезным с точки зрения приобретения необходимых познаний. Вообще, ни 1918, ни 1919 год, вместе взятые, не дали мне столько боевого опыта, сколько получил я в 1920 году, когда служил в Конармии. Долгие годы находился я под впечатлением того, чему научил меня командарм С. М. Будённый». — А.З.).