Выбрать главу

Безыменский пишет:

«Итак, советское правительство категорически опровергало спровоцированные "враждебными СССР и Германии силами" слухи о якобы готовящемся немецком нападении.

Это заявление привело тогда советских людей в полное замешательство: с одной стороны, народ чувствовал, что в воздухе действительно "пахнет войной", с другой — привык верить сообщениям ТАСС как евангелию.

— Но я воспринял его по-своему, — сказал маршал.

— Почему?

Он объяснил это так:

— Где-то в начале июня я решил, что должен предпринять еще одну попытку убедить Сталина в правильности сообщений разведки о надвигающейся опасности. До сих пор Сталин отвергал подобные доклады начальника Генштаба. Как-то он говорил по их поводу: "Вот видите, нас пугают немцами, а немцев пугают Советским Союзом и натравливают нас друг на друга". Вместе с наркомом обороны Семеном Константиновичем Тимошенко мы взяли подготовленные штабные карты с нанесенными на них данными о противнике и его сосредоточении. Докладывал я. Сталин слушал внимательно, но молча. После доклада он отправил нас, не сказав своего мнения. На строение у меня было тяжелое. Прошло несколько дней — и меня вызвал Сталин. Когда я вошел, он сидел за своим рабочим столом. Я подошел. Тогда он открыл средний ящик стола и вынул несколько листков бумаги. "Читайте", — сказал Сталин. Я стал читать. Это было письмо Сталина, адресованное Гитлеру, в котором он кратко излагал свое беспокойство по поводу немецкого сосредоточения, о котором я докладывал несколько дней назад. "А вот ответ, читайте", — сказал Сталин. Я стал читать. Боюсь, что не могу столько лет спустя точно воспроизвести ответ Гитлера. Но другое помню точно: раскрыв 14-го утром "Правду", я прочитал сообщение ТАСС и в нем с удивлением обнаружил те же самые слова, которые прочитал в кабинете Сталина. То есть в советском документе была точно воспроизведена аргументация самого Гитлера…

Жуков не оговорился, когда в беседе со мной рассказал о письме Сталина Гитлеру. Об этом упомянул он и во время своей встречи осенью 1968 года с писательницей Еленой Ржевской. Он ей прямо сказал, что перед началом войны Сталин писал Гитлеру. Говорил об этом маршал и Константину Симонову.

В архивах такой переписки не обнаружено. В "бумагах" Сталина письма Гитлера также нет. Не исключено, что оно могло быть уничтожено. Что же касается немецкой стороны, то из свидетельств очевидцев известно о существовании некоего личного секретного архива фюрера, который был доступен лишь ему».

Мог ли Жуков в течение семи дней перед началом войны поделиться с бывшим когда-то его начальником Мерецковым о прочитанных у Сталина письмах? Трудно сказать.

Будучи в застенках Лубянки, Кирилл Афанасьевич не знал, что в «антисоветскую военную организацию», в которой он считался одним и главных фигурантов, НКВД — НКГБ вольет большую группу «заговорщиков-авиаторов», позволивших фашистскому «Ю-52» приземлиться в Москве. Тем, кому 10 июня в приказе наркома обороны были объявлены выговоры, замечания, предупреждения, теперь приклеивались ярлыки «врагов народа».

Видные авиационные командиры Смушкевич, Рычагов, Проскуров, Пумпур, Сакриер, Таубин, Арженухин, Володин, Грендаль и другие, которых Мерецков очень хорошо знал по Испании и потом по совместной службе, с которыми находился не только в служебных, но и в добрых товарищеских отношениях, были признаны причастными к «вражеской работе, направленной на снижение боевой подготовки ВВС Красной армии, и шпионаже». Их приговорят к высшей мере — расстрелу.

Письмо Сталину

Центральный архив Федеральной службы безопасности России не так давно рассекретил письмо Мерецкова Сталину. К сожалению, никаких других подлинных материалов об аресте, расследовании дела Мерецкова и его освобождении не имеется. В архиве ФСБ утверждают, что уголовные документы по Мерецкову были ликвидированы еще в 1960-е годы. По некоторым данным, следственное дело № 981697 в отношении К.А. Мерецкова уничтожено 25 января 1955 года на основании распоряжения председателя КГБ при СМ СССР.

* * *

Писатель А.А. Бушков в своей книге «Сталин. Красный монарх. Хроники великого и ужасного времени», касаясь К.А. Мерецкова, свидетельствует, что на постановлении о его аресте была запись красным карандашом: «Освобожден на основании указаний директивных органов по соображениям особого порядка». Выходит, Бушков знаком со следственным делом К.А. Мерецкова за номером 981697 и лично видел постановление о его аресте примерно в 1980—1990-е годы. Получается, что уголовные документы по Мерецкову не были ликвидированы в 1955 году…

«Секретарю ЦК ВКП (б) Сталину И. В.

В напряженное время для нашей страны, когда от каждого гражданина требуется полностью отдать себя на защиту Родины, я, имеющий некоторую военную практику, нахожусь изолированным и не могу принять участие в освобождении нашей Родины от нашествия врага. Работая ранее на ответственных постах, я всегда выполнял Ваши поручения добросовестно и с полным напряжением сил.

Прошу Вас еще раз доверить мне, пустить на фронт и на любой работе, какую Вы найдете возможным дать мне, доказать мою преданность Вам и Родине.

К войне с немцами я давно готовился, драться с ними хочу, я их презираю за наглое нападение на нашу страну, дайте возможность подраться, буду мстить им до последней моей возможности, не буду щадить себя до последней капли крови, буду бороться до полного уничтожения врага. Приму все меры, чтобы быть полезным для Вас, для армии и для нашего великого народа.

28.VIII.-41 г.

К. МЕРЕЦКОВ».

* * *

В тот же день, 28 августа, это письмо было положено на стол Сталина.

В своих мемуарах «На службе народу» о черных 74 днях и ночах пребывания на Лубянке Мерецков ничего не поведает. Он лишь напишет: «В сентябре 1941 года я получил новое назначение. Помню, как в связи с этим был вызван в кабинет Верховного Главнокомандующего. И.В. Сталин стоял у карты и внимательно вглядывался в нее, затем повернулся в мою сторону, сделал несколько шагов навстречу и сказал:

— Здравствуйте, товарищ Мерецков! Как вы себя чувствуете?

— Здравствуйте, товарищ Сталин! Чувствую себя хорошо. Прошу разъяснить боевое задание! И.В. Сталин не спеша раскурил свою трубку, подошел к карте и спокойно стал знакомить меня с положением на Северо-Западном фронте…»

Из Кремля Мерецков вышел с «боевым заданием» отправиться на Северо-Западный фронт в роли представителя Ставки.

За полтора месяца до освобождения Мерецкова вот таким же странным образом был выпущен на волю с Лубянки Б.Л. Ванников[12]. Как рассказывает сам Ванников, в одиночную камеру, где он находился, вошел следователь и, впервые обращаясь к нему по имени-отчеству, сказал:

— Борис Львович, если бы вдруг началась война с Германией и немцы на первых порах имели бы большой успех, куда бы мы смогли эвакуировать военные заводы?

После небольшой паузы Ванников произнес:

— Сразу я ответить не смогу, но отлично знаю каждый из военных заводов и дня за два мог бы написать, как все это сделать.

— Прекрасно. Я прошу вас все написать сюда. — Он протянул Ванникову довольно толстую тетрадь в сером переплете и несколько заточенных карандашей.

Вскоре с тщательно перевязанными ранами, переодетый в новый костюм, прямо из тюрьмы Ванников был доставлен к Сталину.

В кабинете находились Молотов и Маленков. Перед генсеком лежала записка Ванникова…

— Ваша записка — прекрасный документ, — заговорил Сталин. — Вы во многом были правы. Мы ошиблись… А подлецы вас оклеветали.

Он пристально посмотрел в глаза Ванникову, добавил:

— Этот план надо осуществить… вам, товарищ Ванников. Не теряйте времени, приступайте.

Ванников возразил:

— Я объявлен врагом народа. Кто будет выполнять мои распоряжения?

Генсек вызвал Поскребышева, и тот под его диктовку записал:

вернуться

12

См. статью о Б.Л. Ванникове Израиля Подрабинека в интернет-газете «Каскад».