— Да, я знаю, — сказал Уайли. — Но просто на всякий случай, если вдруг увидишь, запомни — ничего нового, сообщать не о чем. Ты же знаешь, каковы женщины, когда дело доходит до женщин.
Если Купер не обладал таким знанием, то не потому, что не подвернулось случая, прискорбного случая, самым плачевным результатом которого было, пожалуй, то, что из двух единственных добрых ангелов, к которым он когда-либо был способен неровно дышать одновременно — такое ему выпало счастье, — одна, мисс А, тогда брюнетка, в настоящее время вот уже семнадцатый год отсиживалась в известном заведении его величества, тогда как вторая, мисс Б, также в прошлом брюнетка, еще не согнулась под гнетом наветов и других повреждений. Тем не менее знание это не было, собственно говоря, его знанием, оно не представлялось ему как повседневное предостережение, каким оно было для Уайли, для Нири и, по существу, для большинства мужчин, хотя они приобретают его гораздо дешевле и даже в некоторых случаях a priori. Ибо жестокий удар был как раз того рода, о котором говорилось выше, — с великими стараниями он был почти совершенно позабыт Купером и вряд ли с меньшими в почти совершенной полноте восстановлен Нири. Что первый все еще мог припомнить, потому что это не причиняло ему боли, а последний никогда и не знал, поскольку это его не интересовало, — это одна-две простые нежные сценки с мисс А до того, как он повстречал мисс Б, и вновь то же самое с мисс Б до того, как она повстречала мисс А.
— Я говорю, ты же знаешь, каковы женщины, — сказал с нетерпением Уайли, — или вся твоя жизнь прошла в Корке?
Голова Купера опустилась вперед, а руки, маленькие, белые, окоченевшие, промокшие, без волосяного покрова, но на самом деле довольно проворные, заработали в воздухе, с трудом немного поднявшись сквозь темноту. Он сказал:
— Все будет в порядке.
— Или, может, имеется какая-нибудь красотка, — сказал Уайли, — из-за которой ты ослеп и уже не замечаешь ее пола? Какая-нибудь юная особа? Ну, выкладывай, Купер.
Купер уронил руки, через силу повернул голову так, чтобы можно было посмотреть на Уайли, и сказал почти что тем же своим безразличным голосом:
— Все будет в порядке.
Ночь едва наступила, а Нири, однако, сорвав с себя пижаму и запустив ее на пол, уже вертелся под простыней, спрашивая себя, неужели утро никогда не придет, когда доложили о приходе мисс Кунихан. Увидев, что он не расположен подниматься и не думает рассыпаться перед ней в любезностях, она уселась с desinvolture[76], которой вовсе не чувствовала, в ногах кровати, как будто это был берег, поросший колокольчиками, где-то за городом. Его ледяные ноги под простыней были скрещены и скрючены на грелке, как когти. Поскольку это льстило его кое-как нахватанным знаниям греческих урн, где Сон изображен со скрещенными ногами, а часто еще и младший брат Сна, который будто бы скрещивал ноги, лишь только чувствовал, что начинает пробуждаться. Кроме того, у него была некая туманная теория относительно конечных точек его тела, тем самым соединенных, что препятствовало истечению его жизненной силы. Но теперь, когда о сне не могло быть и речи, а жаркие масляные ягодицы мисс Кунихан находились так близко, он вытянул ноги и спихнул грелку с кровати со стороны стены. Она беззвучно лопнула на полу, так что на протяжении всей последующей сцены из нее сочится вода, стекая по полу к центру.
Несколько схожим образом сидела Селия на кровати мистера Келли и на кровати Мерфи, хотя на мистере Келли была рубашка.
Они не долго совещались таким образом наедине, и мисс Кунихан, задыхаясь от унижения, еще не успела убедить Нири, что тот, кто нашел Селию, нашел и Мерфи, когда доложили о приходе Уайли. Мисс Кунихан взвилась с постели и дико заметалась в поисках возможности ускользнуть или места, куда бы можно было спрятаться.
— Шторы вечно собирают столько пыли, — сказал Нири, — что я никогда не пользуюсь ими. Боюсь, что вы не пройдете в дверь моего шкафа, даже боком, вернее, даже в фас. Балкона здесь нет. Я не решаюсь предложить вам лезть под кровать.
Мисс Кунихан подлетела к двери, заперла ее и вынула ключ в тот самый миг, когда постучался Уайли.
— Сожалею, что тут нет скобы, через которую вы могли бы продеть руку, — сказал Нири.
Уайли подергал ручку, позвал:
— Это я, это Нидл.
Мисс Кунихан сдалась на милость Нири, разумеется, не словесно, но коленопреклонением, вздымающейся, тяжело дышащей грудью, заломленными руками, затуманенной страстью белладонной и т. д.
— Входи, — крикнул Нири. — Мисс Кунихан заперла дверь и не желает тебя пускать.
Мисс Кунихан поднялась с пола.
— Если твоя потаскуха тебя не впустит, — кричал Нири, — оставайся на месте, я позвонил, чтобы принесли ночную вазу.
Но мисс Кунихан не понимала, когда она терпела поражение, а если и понимала, тот способ, каким она это показывала, был чем-то совершенно из ряда вон выходящим. Так как для того, чтобы залиться озорным смехом, распахнуть дверь и представить все случившееся шуткой, не требовалась женщина ее возможностей и опыта. Вместо этого она тихо села в кресло и стала ждать, когда придет горничная и впустит Уайли. Должно быть, быстренько взвесив все обстоятельства, она предпочитала те несколько мгновений, которые ей удалось урвать у откровенного признания и в течение которых она могла пересмотреть свою стратегию, стандартной тактике, допускающей лишь временное облегчение. Нет, мисс Кунихан не понимала, когда она терпела поражение.
Теперь наступило обычное затишье после бури. Нири сидел на кровати, услаждая свой взор лицезрением мисс Кунихан, мисс Кунихан, поглощенная своим вопросом, задумчиво постукивала ключом по своим зубам, Уайли, за дверью, склонялся — точно наполовину — к тому, чтобы на цыпочках удалиться, горничная, далеко в своей темной пещере, дожидалась, чтобы звонок позвонил еще раз. Когда он зазвонил, первыми же своими звуками доказав, что вызов продиктован серьезными намерениями и что слух не обманул ее, она беззлобно двинулась в путь и вскоре уже стучала в дверь.
— Дверь заперли, и этого джентльмена не впускают, — воззвал Нири. — Впустите его.
Уайли вошел чересчур храбро; мисс Кунихан встала.
— Молодец, девочка, — сказал Нири. — Теперь заприте дверь за джентльменом.
Уайли и мисс Кунихан встретились лицом к лицу, для обоих испытание не из легких.
— Ты, пес, — сказала мисс Кунихан, первой нанеся удар.
— Ты, сука, — сказал Уайли.
Оба принадлежали к одному и тому же великому разряду.
— Вы предвосхищаете тон моих слов, — сказал Нири, — если не сами слова.
— Ты, пес, — сказала мисс Кунихан, претендуя на последнее слово.
— Прежде чем вы продолжите… — сказал Нири.
Первый раунд остался за мисс Кунихан, и ее силы были почти нетронуты. Она села, и Уайли прошел к постели. Он был от природы наделен способностью чувствовать ситуацию и приспосабливаться к ней быстрее, чем мисс Кунихан, но у нее было преимущество в резвом старте.
— Этот локаут, — сказал Нири, — что бы ты на этот счет ни подумал, не пойми его неправильно.
— Я о вас более высокого мнения, — сказал Уайли.
— Я благодарю вас, — сказал Нири тоном кондуктора лондонского автобуса или трамвая, которому дали точную сумму за билет.
Тут мисс Кунихан вдруг как громом поразила мысль, что перед ней были два человека, которых ей не одолеть никогда, даже если бы ее дело было правое.
— И великая новость, которую ты принес, несомненно, та же, что у твоей любезной, — сказал Нири, — что Купер напал на след женщины, с которой когда-то мельком видели Мерфи.
— Не вполне видели вместе, — сказал Уайли, — видели, как она входила в дом, в котором, насколько было известно, он в то время находился.