Наконец Мерфи отчалил от ограды, но двинулся не вперед, а назад, к дому. Силия подумала, что он что-то забыл взять с собой и поэтому возвращается, но нет – он прошел мимо входной двери и двинулся дальше. Когда он проходил прямо под ней, Силия окликнула его, пожелав успеха и крикнув «до свидания!». Но Мерфи не расслышал ее – он был поглощен своими мыслями и к тому же громко, по-змеиному, шипел.
Его вид привлек внимание мальчишек, игравших на дороге в футбол. Мерфи выглядел в их глазах столь нелепо, что они прервали игру. Мальчишки стали паясничать, обезьянничать, перекривляя походку и движения Мерфи, и Силия поглядывала на их ужимки до тех пор, пока Мерфи не скрылся из виду.
Тем вечером Мерфи не вернулся, не вернулся он и на следующий день. Уже в понедельник Кэрридж поинтересовалась, куда подевался Мерфи. «Уехал по делам», – пояснила Силия. А во вторник Кэрридж спросила, когда Мерфи должен вернуться. «Со дня на день», – ответила Силия. В среду Кэрридж разжилась новым набором бесплатных образцов парфюмерных товаров, и когда она, благоухающая, принесла чай, Силия предложила ей присесть.
– С величайшим удовольствием присяду, – приняла Кэрридж предложение Силии. – У вас неприятности? – спросила она, чья благотворительность была почти безгранична, лишь бы не требовалось оказывать денежную помощь или раздавать милостыню. – Я вовсе не хочу вмешиваться в ваши дела, вам виднее, что и как, но я слышу, как вы ходите из угла в угол по комнате, как вот совсем недавно делал, пока его у нас не забрали, наш старичок – да упокоит Господь его душу.
Кэрридж выразилась так – «у нас его забрали» – не потому, что обладала фаталистическим складом ума, а потому, что в качестве квартиросдатчицы считала своим долгом подчеркивать свою убежденность в полной случайности происшедшего со стариком; она решила повторять при каждом удобном случае, что он перерезал себе горло «совершенно случайно», бреясь.
– Нет, нет, – запротестовала Силия, – никаких особенных неприятностей.
– Да, да, понятно, – закивала головой Кэрридж, – у нас у всех бывают свои маленькие неурядицы.
Кэрридж вздохнула, подумав о том, что неплохо бы было, если бы ее собственные неурядицы причиняли ей меньше беспокойства.
– Знаете что, расскажите мне что-нибудь о нашем старике, – попросила Силия.
История, имевшаяся в запасе у Кэрридж, была столь жалкой и скучной, что мы приведем лишь ту ее часть, которая касалась происшедшей трагедии – при описании случившегося рассказ сделался живее, очевидно, оттого, что ее алчность окрыляла ее воображение.
– …ну вот, вынимает он свою бритву, чтоб побриться. Он всегда, знаете ли, брился в полдень…
Это было ложью – старик брился раз в неделю и всегда перед сном.
– …я это знаю наверняка, потому что потом я нашла кисточку для бритья на туалетном столике с засохшим кремом для бритья, который он выдавил на нее…
Еще одна ложь.
– …ну вот, он хочет положить тюбик на столик, идет через всю комнату, держа в руке раскрытую бритву, и пытается по дороге закрутить колпачок. Не получается. И тут он случайно роняет колпачок. Что он делает дальше? Он бросает тюбик на кровать, а сам опускается на колени и начинает искать этот колпачок. А бритва-то в руке! Тюбик так и остался лежать на кровати, а колпачок я нашла под кроватью…
Все это ложь.
– …ну вот, ползает он, значит, по полу, а открытая бритва, как вы помните, у него в руке. И тут его хватает приступ…
Вот так и произнесла, с ударением на последнем слоге.
– когда он поселялся, он меня предупредил, что у него бывают приступы и судороги. Сказал, что в этом году уже два приступа было – во вторник на масличной неделе, в последний, значит, день масленицы, и в день больших ежегодных скачек. Вот такое вот дело…
Все это ложь.
– …ну вот, он падает на пол, лицом вниз, горлом прямо на бритву и ррррррррррррраз! – Кэрридж для пущей важности изобразила происшедшее, чиркнув большим пальцем руки себе по горлу. – Ну вот вам и все. Ничего другого и не могло случиться.
Силия просила рассказать о старике вовсе не для того, чтобы выслушивать придуманное описание его последних минут. Но она, напустив на лицо заинтересованное выражение, не перебивала Кэрридж и терпеливо ждала продолжения.
– Я так думаю, и не постеснялась высказать свою мысль полиции, – продолжила Кэрридж. – Не станет человек сегодня платить за квартиру вперед за месяц, чтоб завтра покончить с собой. Такого просто не бывает.
Кэрридж и в самом деле убедила себя, что такого не бывает.
– Другое дело, если б он задолжал. Тут уж, знаете, по-всякому случается.
Силия согласилась с тем, что задолжать госпоже Кэрридж было бы делом крайне неприятным.
– А к какому все-таки пришли заключению после… после осмотра и вскрытия? – спросила Силия.
– Са-мо-убийство! – сердито и с расстановкой воскликнула Кэрридж, – кроме гнева в ее голосе явственно звучало презрение ко всем этим недоумкам, которые производили осмотр и вскрытие. – Опозорили нас на весь район. Теперь Бог его знает, когда это все забудется. Са-мо-убийство! Видала я в заднице такое самоубийство!
Неожиданность и крепость этого выражения, употребленного Кэрридж, можно было объяснить лишь возмущением по поводу потери потенциальных квартиросъемщиков. А Силия в этот момент вспомнила своего деда Келли, который любил выражать возмущение такими же словами.
И тут Силия увидела открывшуюся возможность использовать создавшуюся ситуацию себе на пользу. Можно сказать, что она ждала этого момента, а то, что Кэрридж сама подвела Силию к этой возможности, позволяло придать предложению чуть ли не благотворительный оттенок.
А предложила Силия вот что: она и Мерфи переберутся наверх, в ту комнату, которую раньше занимал старик, а эту комнату, которую они освободят и с которой не связаны никакие мрачные ассоциации, можно будет сдавать кому-нибудь другому.
– Ах, девочка моя, как мило с вашей стороны! – воскликнула Кэрридж, но видно было, что она ожидала какого-то подвоха.
Силия продолжала развивать предложение: они готовы платить за комнату без пансиона столько же, сколько старик платил за комнату и за пансион, что было на некоторую небольшую сумму меньше, чем то, что они платили в настоящее время за свою комнату – это выяснилось из рассказа Кэрридж о старике; Кэрридж, увлекшись собственным рассказом, неосторожно сообщила, сколько именно платил старик за комнату и пансион; комната была, надо признать, несколько маловата для двоих, но так как Мерфи теперь будет отсутствовать чаще и более продолжительное время, они были бы рады возможности воспользоваться сбереженной таким образом суммой…
– Да?! – вскричала Кэрридж. – Сбереженной суммой, говорите? Правильно ли я вас поняла – вы намекаете на то, чтобы я отправляла господину Квигли, домовладельцу, счет, составленный по прежнему расчету, а вам вручала ту разницу, которая таким образом образуется?
– Ну, конечно, вы возьмете себе законно положенные вам комиссионные…
– То, что вы предлагаете, – просто оскорбительно! – возмутилась Кэрридж, одновременно лихорадочно раздумывая над тем, как бы все повернуть так, чтобы сохранить достоинство и при этом получить хоть и небольшую, но все же выгоду.
– Почему оскорбительно? Потеря для господина Квигли будет настолько не существенна, что он никак от нее не пострадает. А вы – вы жертва обстоятельств. Вам ведь тоже надо как-то жить. Мы делаем вам одолжение, а вы – нам.
Профессиональное умение Силии убеждать несколько притупилось за время ее общения с Мерфи, но в тот момент это умение вдруг приобрело прежнюю остроту не от того, что она оказалась охваченной желанием добиться успеха там, где он потерпел поражение – ведь и он пытался договориться о чем-то подобном с Кэрридж, – а от того, что ей почему-то неизъяснимо сильно хотелось перебраться в комнату, которую раньше занимал старик.