Селия на секунду задержалась, чтобы договориться с клиентом, потом вновь присоединилась к мистеру Келли. Бечевка, медленно извиваясь, разматывалась с рукоятки — вперед, чуточку назад, стоп, вперед, чуточку назад, стоп. Исторический процесс в представлении закаленных оптимистов. Змей, у которого оставалась еще четверть бечевки, не дрогнув, реял высоко над «Деллом», пылинка в просветах, которые всегда открывались на востоке при таком ветре. Кресло ехало, прижатое к решетке, мистеру Келли хотелось, чтобы зад у него отличался большей цепкостью. Не открывая глаз, он сказал:
— Очень хорошо ты это проделала.
Селия предпочла не заниматься гаданием о том, что он имеет в виду.
— А вчера? — сказал мистер Келли.
— Один мальчишка и пьяница, — сказала Селия.
Мистер Келли отпустил бечевку, позволив ей бешено крутиться, так сказать, промышленный переворот, затем, не отмотав назад и не сделав остановки, аккуратно пропустил несколько последних футов. Так как бечевка змея раскрутилась теперь до самого предела, он выпрямился и открыл глаза, в высшей степени дальнозоркие, чтобы полюбоваться результатом.
За исключением парения прогибавшегося шнура, несомненно превосходного, насколько он находился в поле зрения, смотреть было не на что, так как сам змей скрылся из вида. Мистер Келли был в упоении. Теперь он мог измерить расстояние от невидимого до видимого, теперь его положение позволяло определить точку, где встречались видимое и невидимое. Наблюдение это было бы ненаучным, так много включало оно непредсказуемых факторов, столь непостоянно проявлявшихся. Но удовольствие, выпадавшее на долю мистера Келли, нисколечко не уступило бы тому, что было даровано (надо полагать) мистеру Адамсу, когда он изящно вывел методом дедукции Нептуна из Урана. Он уставился своими орлиными глазами в точку на пустынном небе, где, как ему представлялось, змей должен выплыть, став видимым, и осторожно начал сматывать бечевку.
Отойдя немного в сторону, Селия тоже глянула на небо, не с той целью, что мистер Келли, потому что она знала, что он увидит змея много раньше ее, а просто затем, чтобы вкусить благодать от ощущения мягкого бессолнечного света, падающего ей на глаза, — единственное, что она помнила об Ирландии. Понемногу она стала различать других змеев, а над всеми ними — тандем ребенка, который не ответил на ее пожелание доброй ночи, потому что пел. Она узнала это необычное соединение — не один за другим, а параллельно.
Смехотворная лихорадка игрушек, рвущихся в небо, само небо, все более и более далекое, ветер, рвущий завесу облаков в клочья, бледная бездонная голубая и зеленая синева разрывов с прошвами изодранных лент стремительно несущихся облаков, меркнущий свет — когда-то она бы заметила все это. Она наблюдала за неуверенным спуском тандема, спасавшегося от вихря, ребенок побежал ему навстречу, чтобы не дать ему упасть, она видела тревогу мальчика, когда это ему не удалось, его сосредоточенный вид, когда он опустился на колени, склонившись над своими пострадавшими. Уходя, он не пел, и она не попрощалась с ним.
С восточной стороны, против ветра, слабо донесся крик смотрителей. Все на выход. Все на выход. Все на выход. Селия обернулась и посмотрела на мистера Келли. Он лежал в кресле на боку, упираясь щекой в плечо, складка клеенчатого плаща приподнимала его губу, как будто он приготовился слегка огрызнуться, нет, он не умирал, просто задремал. В то время, как она смотрела, рукоятка выскочила у него из рук, сильно ударилась о решетку, бечевка лопнула, рукоятка упала на землю, мистер Келли проснулся.
Все на выход. Все на выход.
Мистер Келли, шатаясь, поднялся на ноги, вскинул руки вверх, раскинул в стороны и побрел, покачиваясь и спотыкаясь, по тропинке, ведущей к пруду, жуткая, жалкая фигура. Плащ волочился по земле, череп вылезал из-под шапочки, подобно куполу из-под фонаря, его перекошенное лицо было грудой костей, сдавленные звуки, теснясь, клокотали у него в глотке.
Селия поймала его на краю пруда. Конец веревки полоснул по воде, дернулся вверх в диком взвихрении, радостно скрылся в сумерках. Мистер Келли обмяк у нее в руках. Кто-то подтащил кресло и помог усадить его. Селия с трудом продвигалась по узкой дорожке, борясь со встречным ветром, потом повернула на север, поднимаясь по отлогому склону холма. Это был самый короткий путь домой. Желтые волосы упали ей на лицо. Шапочка яхтсмена, словно моллюск, прилипла к черепу. Рычаги — это усталое сердце. Селия закрыла глаза.