Уж не знаю, откуда к ней пришла такая идея, но купание в крови юных девственниц возродили ее душу и восстановили утраченную молодость.
Девушек пытали и затем убивали сотнями, чтобы наполнить кровавую ванну. Елизавета была в зените тьмы и ее привлекательность и обаяние с осколком зеркала лишь усилились. Я начал откладывать свою работу в мире. Там находились люди, которых нужно было соблазнить, города, что нужно сжечь, войны, что нужно начать, но меня интересовала только Елизавета Батори и ее кровавые ванны.
Историки расскажут вам много других фактов о ее истории, но они противоречат моим. Однако в одном мы сходимся: Елизавета была первым известным серийным убийцей в мире. И да, это была женщина.
Год за годом, муж Елизаветы и не возвращался, и число пропавших без вести, молодых крестьянских девушек увеличивалось. Мало кто знал о саде Елизаветы, треть земли была трупами юных девушек. Родители с детьми в Европе думали дважды прежде чем посетить Шарвар в Словакии, где Елизавета доживала свои последние деньки в жутком Чахтицком замке. Слухи о похищавших девушках демонах разнеслись по всей Европе. А крестьяне вели себя как немые, они начали чуять запах крови их дочерей от замка на холме.
Однажды Елизавета выразила интерес к одной конкретной девушке, посланной ей в услужение. Девушку нашли заблудившейся в лесу и как все, она была красива. Только что-то в ней было другим, отличным от остальных. Взгляд на эту девушку окрасил осколки в глазах Елизаветы в красный. Елизавета почувствовала себя неуютно и решила растягивать удовольствие от пытки девушки медленно и осторожно. Закусывать она начала с серебряных колоколов, а на основное блюдо оставила ракушки и ела десерт под звуки капающей в ванну крови. Но когда девушка умерла, Елизавета все равно продолжала ощущать себя неуютно. Она раскрыла мертвой девушке веки и с отвращением взглянула в ее глаза. В мертвых потускневших глазах что-то блеснуло. Это был осколок зеркала.
Елизавета сошла с ума и приказала горничным сжечь девушку, но одна из них посоветовала ей поступить иначе. Целые окрестности смотрели на замок, не подозревая, что Елизавета была тем самым демоном, убивающим их детей. Разведение огня вызвало бы подозрения. Лучше похоронить ее глубоко под землей. Так они и поступили.
Затем однажды ночью Елизавета проснулась из-за шума под окном своей спальни. Она выглянула наружу и увидела зависшую напротив ее окна девушку, как если бы не она убила ее и принимала ванну из крови день назад. Девушка подошла к ней и кровью написала свое имя на стекле. Это была Мэри, дочь Елизаветы, и осколки в глазах ее сверкали в темноте.
Я отступил, наблюдая за их встречей. Я не знал, что те, кому в глаза и сердце попали осколки, были бессмертны. Но теперь узнал, и мне стало не по себе. Эта сила была гораздо разрушительней и могущественней, нежели моя. Она росла, а я не мог прекратить это.
Мэри обвинила Елизавету в своей смерти. Не смотря на то, что душа Елизаветы была темной, она была потрясена, она убила свою дочь, которую на самом деле нельзя убить. Мэри накинулась на Елизавету со своими длинными когтями. Чем сильнее Мэри ранила мать, тем сильнее обретала прежнюю красоту. Замкнутому кругу смерти, видимо, никогда не суждено закончится. Чтобы сохранить свою красоту, Елизавете пришлось убивать и купаться в крови юных девушек. А чтобы Мэри могла выглядеть нормально, она приходила и терзала свою мать каждую ночь. Думаю, это была своего рода карусель. Карусель Мэри. Одна счастливая семья, скажу я вам. Даже моя семья не была такой долбанутой. Ой. Подождите. У меня ведь нет семьи, но если бы была, то не такая плохая.
Мэри не старела, и ей нужно было убивать и мучить других людей чтобы остаться в живых. Оказалось, она причиняла боль не только матери, но и другим девочкам и мальчикам.
В конце концов, Елизавету Батори осудили за убийства и приговорили к пожизненному заключению в собственном замке. Родителям погибших дочерей было разрешено навещать ее по праздникам и причинять боль с помощью тех же инструментов - я не хочу сейчас это комментировать. Я буду придерживаться этой самодовольной улыбки на лице. Но бедные родители не могли этого сделать, потому, как Мэри навещала ее каждую ночь и обрушивала на нее свой гнев. Она мучила свою мать серебряными колоколами и ракушками. Вся эта кутерьма была из-за осколков в их глазах, о существовании которых ни та, ни другая не знали. Ну, зато знал я. Но я не очень-то люблю счастливые концы. Счастливые начинания? Да. Но концовку предоставьте мне.
Не смотря на то, что Мэри была самой тьмой, крестьянские дети любили ее, мстя за своих сестер, кузин, подружек, похороненных в саду Елизаветы. Они даже сочинила стишок о Мэри, под который танцевали и прыгали через веревку. И звучал он так:
Мэри, Мэри, у неё всё не так как у людей -
В цветнике её не розы, а ракушки из морей.
А в саду колокола из литого серебра
И скажите, где ещё видели вы сад,
Чтоб красавицы на грядках вырастали в ряд?
Когда я думаю об этом, песенка обретает смысл. Они упомянули и серебряные колокола, и ракушки, и даже сад, где однажды были похоронены Мэри и другие девушки. Правда, я не совсем уверен, что они имели в виду под прекрасными девами. Они ссылались на горничных или на хорошеньких девушек, из чьей крови Елизавета принимала ванны?
Но спустя годы я понял, что Мэри представляет для меня опасность. Количество хаоса, вызываемое ею в мире, вступало в разрез с моими планами. По правде сказать, мне нравилась ее норовистая злоба, но вот только если б работала она на меня, что представлялось невозможным. Она была намного темнее и сильнее, чем моя злобная сущность. Я даже не хочу представить себе ее или дать ей знать обо мне. Особенно спустя годы я не мог узнать, какого происхождения осколок в ее глазу.
Просто, чтобы стало ясно, насколько она была злобной, вам следует знать, что это она убедила Гитлера уничтожить мир, явившись пред ним в зеркале в его тайной берлоге. Поэтому никто не знал, где на самом деле находилось тело Гитлера. Когда он не смог сделать пюре из остального мира, она наказала его, затянув с собой в зеркало.
Вдобавок я узнал, что никогда не смогу извлечь осколки из глаз Мэри, потому что не имел возможности приблизиться к ней. Я должен был найти способ убить ее, ну или хотя бы проклясть.