«У меня нет предрассудков», — писала Пикфорд, регулярно посещавшая гадалок. Очевидно, никто из ее друзей-экстрасенсов не предсказал, что Гвин, которая чувствовала себя в Пикфэре весьма стесненно, планирует удрать из дома. 31 мая 1939 года она сказала тете, что сегодня не собирается выходить на улицу. Вместо этого она сбежала с ведущим радиопрограммы, мужчиной намного старше ее. Его звали Хью Эрнст. Вскоре они обвенчались в Лас-Вегасе. Чувствуя, что ее предали, Мэри несколько недель после этого не могла разговаривать с племянницей.
11 июня 1939 года Пикфорд попросила свою ирландскую служанку погадать ей на чайных листьях. «Я вижу, кто-то лежит неподвижно, — сказала служанка. — Он одновременно близок к вам и вместе с тем как бы далек. Он умирает или уже умер, но я не вижу, чтобы вы плакали». На следующий день пятидесятишестилетнего Оуэна Мура нашли лежащим на полу в кухне. Он по-прежнему сильно пил и, как сказал врач, умер от кровоизлияния в мозг. Он пролежал мертвым два дня, прежде чем его обнаружили.
Спустя шесть месяцев, 12 декабря, телефонный звонок разбудил Мэри в номере чикагского отеля «Дрейк». Четыре часа утра — зловещее время для новостей, и как только Мэри услышала голос Гвин, она все поняла.
Фэрбенкс умер от сердечного приступа. За несколько дней до этого он почувствовал боль в сердце и по совету врачей лег в постель. На следующий день актер встретился со своим братом Робертом. Шестью годами раньше, в день своего пятидесятилетия, Дуг сказал брату, что жизнь наскучила ему; он добился всего, чего хотел, и желает лишь внезапной смерти. Фэрбенкс также сказал, что если он умрет, пусть Роберт сообщит об этом Мэри.
11 декабря Фэрбенкс-младший на цыпочках вошел в комнату отца. Свет был выключен, но он разглядел в темноте больного, который поднял руку. «Нам никогда не удавалось вести себя естественно по отношению друг к другу», — вспоминал Джей Ар. Отец будто и не заметил хвалебных статей о сыне, сыгравшем в авантюрных фильмах «Пленник Зенды» (1937) и «Гунга Дин» (1939). И все же между ними возникали моменты интимности. Весной Фэрбенкс присутствовал на свадьбе Джей Ара и Мэри Ли Хартфорд, которая незадолго до этого развелась с наследником компании «А энд П». «Теперь, когда он лежал в этой комнате, слабый и немощный, мне показалось, что мы поменялись ролями. Я стал отцом, а он сыном, сильно захворавшим ребенком», — писал Фэрбенкс-младший. Они поговорили, и Джей Ар, взяв отца за руку, спросил у него, не хочет ли он, чтобы он что-нибудь почитал. Послушав несколько строф из Байрона и Шекспира, Фэрбенкс уснул. Джей Ар поцеловал отца в лоб — впервые за всю свою жизнь — и выскользнул из комнаты.
Под утро сиделка спросила у Фэрбенкса, как он себя чувствует, и актер просиял своей знаменитой улыбкой: «Никогда не чувствовал себя лучше». Через несколько часов сиделка, находившаяся в соседней комнате, услышала рычание пса Поло. Она заглянула в комнату больного и увидела, что тот мертв.
Повесив трубку, Мэри едва сдержала слезы, — она думала, что это та малость, которую она может сделать для Бадди, — и взялась за работу над официальным заявлением. «Я думаю, всех нас будут утешать воспоминания о той радости и атмосфере приключения, которую он дарил миру. Он ушел внезапно, как делал все в этой жизни, но невозможно поверить в то, что этот вибрирующий и веселый дух исчез навсегда».
Она не пришла на похороны: «Мне кажется, что глядеть на мертвых — это варварство. В тот миг, когда дух оставляет тело, оно превращается в пустую оболочку». Возможно, она не захотела ехать из-за Сильвии. Актриса Глэдис Купер с циничной иронией описывает леди Эшли в трауре, но с накрашенными ногтями на ногах, выглядывающими из босоножек. Но Летиция считала скорбь Сильвии искренней. «Полагаю, что она действительно любила дядю Дугласа. Никто не переживал его смерть так тяжело, как она». Сильвия в течение нескольких месяцев горевала по Фэрбенксу.
Мэри плакала в одиночестве, сидя в купе поезда, едущего в Нью-Йорк. Но сначала она позвонила Чаплину, который тоже не собирался на похороны. «Я не перенесу вид того, как они положат на Дугласа могильную плиту», — сказал Чарли. Вместо этого он объявил день траура, приостановив съемки своей новой картины. Около часа Пикфорд и Чаплин говорили о былых временах, о веселье на лужайке в Пикфэре, о ночных беседах и о старых фильмах. «Ты помнишь, как я всегда показывал свои фильмы Дугу?» — спросил Чаплин (он ненавидел все свои ленты, но всегда ждал от Фэрбенкса слов одобрения). «Я все еще вижу, как он сгибается от смеха, не в силах смотреть на экран, — ответила Мэри. — Я даже помню, как он закашливался в такие моменты». После этого разговора она вспоминала, что Фэрбенкс относился к Чаплину как к младшему брату и мог без конца слушать его истории.