«Я не всегда понимаю его, — признается она в своих мемуарах. — Иногда он становится очень отчужденным. Я же, напротив, люблю общаться с людьми». Подобные утверждения звучат несколько странно; большинство их друзей сказали бы, что правильнее назвать общительным Бадди, но никак не Мэри. Возможно, иногда Пикфорд чувствовала, что ее многострадальный муж отстраняется от нее или отказывается заглатывать наживку, когда она дает выход своему гневу. Действительно, «нередко она обращалась с ним довольно грубо, — признает Мэнтли. — Однажды вечером в Пикфэре, когда я говорил о чем-то, Бадди перебил меня, но тут голос подала Мэри: «О, перестань, Бадди! У него в одном мизинце больше ума, чем во всем твоем теле!» В такие моменты в комнате воцарялась мертвая тишина. Все замирали. Впоследствии Бадди со смехом вспоминал эти случаи и говорил: «О, эта маленькая чертовка».
Роджерс отличался добротой. Он любил свою жену. Если он и страдал, то почти никто не подозревал об этом. «Он был галантным и милосердным», — говорил Мэнтли. Бойд соглашался: «Они заботились друг о друге». Но существовали и опасные подводные течения. По словам Бойда, «случались дни, когда каждый из них хотел обидеть другого, и каждый знал, куда нанести удар. Во время обеда за столом нередко вспыхивали перебранки». И даже хуже того. Бойд видел, как они дерутся. «Мысленно я вставал на сторону Бадди. Я никогда не стал бы осуждать его. Очень нелегко жить с алкоголичкой».
Еще труднее было на протяжении пятидесяти лет уверять журналистов, что Мэри не пьет.
Пикфорд еще могла вернуться на экран и безупречно сыграть роль богини немого кино. Она могла быть бесконечно доброй и забавной на церемонии вручения наград за немые фильмы в офисе Джорджа Истмена. Толчком к созданию этого проекта послужила смерть Клайда Бракмана, сценариста и режиссера немого кино, который сделал несколько отличных комедий с Бастером Китоном. В 1955 году он уже двадцать лет как не занимался режиссурой. Однажды вечером, поужинав в одном ресторане на Западном побережье, он увидел счет, понял, что не сможет оплатить его, пошел в туалет и застрелился.
Деятели немого кино кончали с собой и раньше, но эта смерть особенно потрясла режиссера Джеймса Карда, работавшего на Истмена, и подтолкнула его к действиям. Полный решимости отдать должное деятелям немого кино, он разослал избирательные бюллетени с номинациями лучшего актера, актрисы, оператора и режиссера среди ветеранов кинематографа начала века. Пикфорд и Чаплин легко победили, завоевав львиную долю голосов в своей категории. Мэри, посетившая эту церемонию в ноябре, держала публику в напряжении, вспоминая о минувших временах (Чаплин, которому так и не разрешили въезд в США, отсутствовал). Мэри оставалась теперь ключевой фигурой. Она держалась как королева, гордая и недосягаемая. По прошествии сорока лет она все еще являлась хранительницей репутации немого кино.
Утром на Пасху 1956 года в Пикфэр пожаловали многочисленные гости: Мэри пригласила двести питомцев немого кино, чтобы предаться ностальгии по прошлому. «Вы могли есть ее ложками», — с гордостью заявила она. По зеленым лужайкам Пикфэра прогуливались люди, работавшие на студии «Байограф», снимавшиеся вместе с Пикфорд и Фэрбенксом. Эти гости сделали вечеринку особенно трогательной. Пикфорд надеялась, что приглашенные репортеры привлекут внимание общественности к этим актерам. «Многие из этих дорогих мне людей сильно нуждались», — говорила она в одном интервью. На празднике царила чрезвычайно раскованная и веселая атмосфера. Только актер Ирвинг Синдлер, снявшийся в фильме «Розита», почувствовал некий холодок; по иронии судьбы, он исходил от самой Пикфорд. Синдлер вспоминал, что Маленькая Мэри превратилась в старую леди, лицо которой отражало мучения.
На вечеринку не приехали ни Лилиан, ни Дороти Гиш; они были заняты на Восточном побережье. Мэри завидовала Лилиан. Однажды, рассматривая с историком кино Кемпом Нивером фотографию Гиш, она выпалила: «Я ненавижу ее!» Это признание шокировало Нивера. «Как вы можете говорить такое? — спросил он. — Она же ваша самая старая и любимая подруга».