— Сегодня по Санкт-Петербургу и области дожди, ветрено, но уже завтра ветер переменится и….шшшшшш…
Ветер переменится. Переменится ветер…
— Маш, дай-ка плед. Вот так… И сама что-нибудь накинь — сильный ветер…. Зонт! Возьми его…. Взяла? Аккуратно…
В ветер вплетается бархатный голос, он что-то говорит Машке, сначала громко, потом шепотом. Я улыбаюсь. Меня подхватывают на руки, шепчут: «Приехали». И мне становится так хорошо, так приятно, как будто я после длинной, бесконечно длинной дороги попала домой. Я обнимаю мужчину — сильного, мощного, притягательного. Утыкаюсь ему носом в шею, вдыхаю легкий, едва уловимый запах ветра и моря. Слышу довольный смешок над собой. Меня несут. Бережно. И я засыпаю окончательно.
Ночь. В окно смотрит луна. Чужой дом, в котором я оказалась. Странно, но нет тревоги. Я поднимаюсь, открываю все двери подряд. Одна ведет в гардеробную, вторая — в лавандовую ванну, третья — в коридор.
В соседней комнате сладко спит Машка, а Клео караулит ее сон.
«Выспалась? — говорит ее снисходительный взгляд. — Да, замучила ты себя изрядно. Иди, отдыхай, я присмотрю».
Я улыбаюсь кошке и уже собираюсь было идти спать дальше, как вдруг… слышу мужские голоса где-то внизу. Слышу свое имя.
Тихонько иду на них — надо же узнать больше, чем мне сказал господин Томбасов. Осторожно спускаюсь по лестнице, держась за перила, не хватало еще споткнулась. Огромный холл едва-едва подсвечен огнем из-за приоткрытой двери, откуда слышатся голоса.
— Слушай, Олег. Не хочу.
Где я этот низкие, чарующие звуки слышала?
— У тебя отпуск был годовой.
О, вот этот язвительный и упрямый я знаю. И даже коньячные нотки в нем присутствуют, но больше — усталость. Это у нас господин Томбасов собственной персоной.
— Ну, не так я и отдыхал.
— Сереж, ты, конечно, трудился, аки пчел! Писал передачи про музыку на канале «Культура», поучаствовал в проекте Павла Тура…
— Классная, между прочим, рок-опера получилась. Я, кстати, пел за дракона.
Тааак. Получается, что в гостях у Олега Владимировича прежний бас? И они друг друга называют на «ты». Любопытно…
— И так его озвучил, что все до сих пор считают, что Владимир Зубов запел.
— Нет. К этому он абсолютно бесталанен. А вот стихи он читает — заслушаешься.
— И ты не наотдыхался?
— Олег, — голос вокалиста стал холоден. — Я просто не хочу.
Повисло молчание. Почему-то господин Томбасов не стал включать свое бесподобное — «а деньги». Он молчал. Молчал и его ночной гость.
— Ты же никогда не жаловался. Никогда не ругался. Никогда ничего не доказывал. Ты просто пел. А потом, одним днем, ушел. Типа — делать сольную карьеру. Что случилось, Сергей? Я пытался узнать это тогда, но ты просто молчал. Хочу узнать теперь.
— А черт его знает, что случилось, Олег. Понимаешь, меня позвала тогда, двенадцать лет назад Зоя, сдернув с вполне перспективного проекта. Надо было помочь.
— Но моя покойная жена тебя и не обманула.
— Нет, помяни ее Бог. Много работы, хорошей работы. Много денег. Много поклонниц. Но в какой-то момент я понял, что устал. Что чужой. Что топчусь как медведь.
Стоп! А вот это уже интересно.
— Я просто пел, стараясь как можно лучше, но все равно все всем было не так.
— Сергей! Да ты с ума сошел!
Я решила, что услышала достаточно. Тихонько стала отступать к своей комнате — и, конечно же, споткнулась. На первой же ступеньке. Вот ведь — бесшумный ниндзя с прокачанной скрытностью.
— Добрый вечер, Олеся Владимировна, — раздалось с первого этажа.
Глава пятая
— Какие ваши любимые мифические персонажи?
— Сон. Спокойствие. И адекватность.
Никогда Штирлиц не был так близок к провалу! Это ж надо… Меня застукали за подслушиванием. Но, вопреки ожиданию, никто меня ругать или стыдить не стал.
— Вы голодны? — спросил у меня наниматель.
Подумала, прислушалась к себе — и кивнула. Щеки, правда, пылали, словно я действительно сделала что-то из ряда вон. Господин Томбасов отчего-то улыбнулся и приглашающе отступил в сторону от дверного проема:
— Заходите в гостиную, я вам сейчас приборы принесу.
Тут я удивилась по-настоящему. Олег Владимирович рассмеялся в голос. To ли настроение у него было хорошее, то ли я его смешила своим видом: