В ее серых глазах читался один вопрос: «Что с тобой стряслось?»
— В Саутгемптоне сегодня послали на костер человека. Лютеранина, отца двоих детей, — сказал он, не в силах сдержать слезы. — Я хотел что-то сделать, Фенни, но просто сидел верхом на лошади и смотрел, как тогда, на верфи, когда палачи повалили на пол Энтони.
Фенелла молча посмотрела на него.
— Что ты делала тогда? — прошептал Сильвестр.
— Смотрела, — ответила Фенелла. Когда он ничего не сказал, она взяла его рукой за подбородок и подняла голову. — Мы были маленькими детьми, — произнесла она. — Бессильными. И до смерти напуганными.
Сильвестр содрогнулся.
— Стоит мне подумать об Энтони, и эта сцена снова встает у меня перед глазами, — сказал он. — Я постоянно спрашиваю себя: как он может доверять мне после того, как я его бросил? Ты даже не представляешь, как сильно я жалею, что не вмешался тогда, дал этим чудовищам бить моего друга по голове, ставить на нем клеймо убийцы. Моего друга, который был так же бессилен и напуган до смерти, как и я.
— А если бы ты сделал это? Думаешь, если бы ты получил побои заодно с калекой, это избавило бы Энтони от боли?
Ответа Сильвестр не знал. Фенелла взяла его за руку.
— Ты был рядом, когда его выпустили из темницы в мир, который он перестал понимать. Ты был его якорем, державшим его в жизни. Для человека, которого сожгли сегодня, ты больше ничего не можешь сделать. Но, возможно, еще найдется способ помочь его вдове и детям.
Сильвестр с удивлением обнаружил, что улыбается.
— Ты просто золото, Фенни, ты знаешь об этом? Если бы у нас не было тебя, нам пришлось бы тебя выдумать — тогда, когда мы выдумывали все, что нам было необходимо.
Фенелла рассмеялась. Скользнув взглядом по ее лицу, он обнаружил, что щеки девушки все еще влажные от слез.
— Я попытаюсь, — ответил он. — Того мужчину звали Рейф Хенли, и он был свечных дел мастером, так что мне будет нетрудно выяснить, куда увели его детей. Спасибо, милая. А теперь расскажи мне, почему ты плакала и почему твой день был таким же омерзительным, как и мой.
— Лучше не стоит. По сравнению с тем, что пережил ты, это сущая безделица. Боюсь, так проходит большинство дней.
— Тетушка говорила о чем-то подобном, — понял он. — Она набросилась на меня, словно фурия, поскольку я оставляю тебя здесь одну, наедине со своими мыслями.
— Как несправедливо! — Фенелла обняла его. — Теперь ты еще должен подбадривать нас, бедный Сильвестр. Если бы тебя у нас не было, нам пришлось бы тебя выдумать, нам с Энтони.
— Что случилось, Фенелла? Расскажи мне.
— Правда, ничего, — выдавила она из себя, указывая на стоявшую у окна конторку. — Просто эта книга…
— «Смерть короля Артура»?
Фенелла кивнула.
— Не нужно было мне давать ее тебе.
— Конечно, нужно. Мне стыдно, потому что ты видел, как горит человек, а я плачу над бумажными фигурками из дурацкой книги.
— Я тоже плакал, когда читал ее, — признался Сильвестр. — О короле Артуре, который любил свою прекрасную жен: у Гвиневру и своего друга, этого великолепного Ланселота… И о Гвиневре с Ланселотом, которые любят друг друга и…
— …которые обманывают его, — сдавленным от слез голосом закончила за него Фенелла. — И о Камелоте, который рушится из-за этого. Поверь мне, я даже не представляю себе, почему так ужасно реву из-за этого.
Он прижал ее к себе и погладил по спине. «Я тоже, — подумал он. — И, черт возьми, даже думать об этом не хочу».
— Между этими тремя столько любви, — вырвалось у Фенеллы. — Ах, Сильвестр, как столько любви может принести не еще больше любви, а смерть?
Девушка горько плакала. Каждый раз, когда она пыталась поднять голову, ее снова захлестывала волна слез. Это было для нее слишком. Ожидание, тревога, неопределенность будущего.
— Фенелла, — произнес он, — для Англии война окончена. Энтони в Лондоне, и, судя по письму, у него все хорошо.
На один удар сердца она замерла в его руках.
Сильвестр вытянул из-за пояса сложенный лист бумаги.
— А теперь прекращай плакать, ладно? Он снова прислал тебе стихи Петрарки, и, если хочешь, я сейчас сбегаю к Мэтту, смотрителю порта, и заставлю его перевести для тебя.
Плакать она не перестала, но улыбнулась сквозь слезы.
— Прочти мне, пожалуйста. Думаю, что перевести я могу и сама.
— Ты, Фенни? С каких это пор ты понимаешь итальянский? Она пожала плечами.
— Мне ведь нечего особо делать. Все эти месяцы я снова и снова сравнивала строки с переводом и записывала каждое слово на листок. И в какой-то момент начала понимать.