– Тот эпизод вашего детства, когда вы потеряли сознание в темной комнате, – сказал Чарльз, опять безо всяких предисловий, – дает нам основания полагать, что вы способны уходить в бестелесность.
Он, Джон и Майкл смотрели на Мэри. Она стояла у камина. Ее взгляд упал на фотографию рыжеволосой женщины.
– Так она умерла, – сказал Чарльз, – мать моих сыновей. Ушла в бестелесность, слишком много энергии передала для спасения другой жизни. И не вернулась.
Горечь, звучавшая в его голосе, будто бы осела у Мэри на языке. Она молчала.
«Ничему не удивляться… бестелесность – равно темнота? И я это умею?»
Монстры тьмы подходили все ближе, хотя гостиная была полна света.
– Нам нужно как минимум трое для спасения Леонарда, – продолжал Чарльз. – Джон не может нас сопровождать. Он не имеет этой способности… Я и Майкл просим вас, Мэри, о помощи.
«Я так рад, что ты не испугалась»,– эхом звучали в ее ушах слова Лео.
«Но мне страшно. Безумно страшно. Я не хочу опять ощущать… ЭТО».
– Пусть это в первый раз, но ты справишься, малыш, – Майкл положил руку ей на плечо.
– Ничего подобного! – выпалила Мэри, дернувшись в сторону. – Я только вчера научилась входить в невидимость, а тут уже и бестелесность… я не могу… и я ничего не понимаю. Откуда вы знаете про меня… все это?
Она нервно прошлась по комнате и чуть не упала, запнувшись о ножку кресла.
–Ну-ну, – сказал Майкл, подхватывая ее за локоть.
Мэри вырвалась и зло посмотрела на него.
– И я тебе не малыш!
– Еще мы знаем, – с ноткой безжалостности продолжал Чарльз, – что ваши родители работали в службе разведки Великобритании и погибли при исполнении своего задания.
Мэри вперилась жадным взглядом в мистера Даррстоуна.
«…Родители…»
Майкл и Джон тоже смотрели на Чарльза. Полминуты – и Майкл занялся перетасовкой карт у журнального столика, а Джон сделал вид, что проверяет, плотно ли задернуты занавески.
– Майкл ведь говорил вам, что мы являемся в некотором роде сыскным агентством невидимов? Мы плотно сотрудничаем с разведкой и имеем возможность получать сведения об их сотрудниках. В строго конфиденциальном порядке, – строго посмотрел на Мэри Чарльз.
Она ответила твердым взглядом; если бы можно было по-настоящему измерять твердость взглядов, об этот ее взгляд можно было бы разбить стакан.
– Я не могу вам помочь.
– Почему вы отказываетесь?
– Пусть Джон это сделает.
– Отец уже сказал вам… – мягко произнес Джон, оставляя в покое занавески. – Я не умею входить в бестелесность.
– Но вы же – невидим!
– Не все невидимы умеют входить в бестелесность. И многие из тех, которые умеют, предпочитают этого не делать… иначе Джеймс Бондов было бы пруд пруди. Или привидений. Кому как угодно.
«Его немного заносит, как и отца».
– И почему же они предпочитают не делать этого? – спросила Мэри и осеклась.
«Темнота и пустота…»
– Их пугают сложность и энергозатратность перехода, – пояснил Чарльз. – Риск не вернуться.
– Так! И вы полагаете, что меня это все не заботит? Риски и переходы? Почему я-то должна согласиться? – она перешла на крик и, кажется, вырвала на себе клок волос.
На комнату снизошло молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов на каминной полке.
– Потому что иначе Лео умрет, – тихо сказал Майкл.
– Мне надо подумать, – быстро произнесла она.
– У нас мало времени! – взорвался Чарльз, но тут же взял себя в руки. – Идите, – сказал он так тихо, что Мэри едва услышала его.
Он отвернулся. Она двинулась по направлению к двери. Джон зачем-то опять изучал занавески, Майкл неотрывно смотрел на Мэри, как будто пытался передать ей свои мысли или прочитать ее.
Она вышла из гостиной и через заднюю дверь – в сад. Она не знала, почему вышла именно сюда, и почему ей не хотелось уходить. Точнее, она будто бы не могла уйти. Ну почему они хотят заставить ее сделать это? Ее родители были героями, Лео был героем… но она-то нет! Она всего лишь глупышка, которая мечтала найти маму и папу, которых она теперь никогда не найдет. Слезы душили ее. Мэри медленно подошла к одному из деревьев, обняла его за ствол, уронила лоб на мокрую корявую кору. Она не обращала внимания на влагу, которая проникла к ней сквозь одежду, холод пронизывал ее, ей казалось, что темнота уже вошла в нее и она очутилась в бестелесности. Только сотрясаемые рыданиями плечи ее напоминали девушке, что она все еще находится в своем теле. Она не знала, сколько проплакала, но со временем начала дышать чуть ровнее.
Дверь в сад отворилась и на дорожку вышел кто-то в толстом черном пуховике. Это был Джон.