— Какие занавески? — спросила я приоткрыв глаза.
— Представь себе занавески на окне. Так будет более правдоподобно. Реальность кроется в деталях, запомни это. — Она положила руку на мои глаза.
— Хорошо. Они белые и кружевные.
— Отлично. Занавески колышутся на ветру. Это большое окно. Хочешь выглянуть из него? — она поманила меня этим вопросом.
— Ой. Закат?
— Да, это закат. Представь себя в комнате с окном, но ты находишься достаточно далеко от него, поэтому ты не чувствуешь ветра. Ты любишь эту комнату, тебе нравится в ней находиться, ты хочешь никогда не покидать ее. То, что с другой стороны окна, окружающий вид, будет определяться душой, проходящей сквозь тебя. Просто наблюдай за этим, что бы не происходило. Не борись с этим.
Я представила свою домашнюю спальню. Там я чувствовала себя в безопасности.
— Ладно.
— Теперь тебе надо сосредоточиться на окне и том, чтобы остаться на этой его стороне, хорошо? Ты достаточно далеко от окна — это большое окно — но тебе нравится смотреть на закат отсюда.
Сейчас все происходящее напоминало сцену из научно-фантастической программы.
— Хорошо.
— Продолжай, пока Тенс не велит тебе прекращать. Я не могу дольше оставаться здесь, иначе моя сила помешает тебе использовать собственную. Я должна отдать дань уважения соседям. Винни была мне хорошим другом на протяжении многих лет. Завтра она уже не будет жива.
— Можно мне пойти с тобой? — я снова открыла один глаз, но она тут же положила мои руки на глаза.
— Нет, ты пока еще не готова. Мы должны начинать с малого. Я думаю, что Винни может утащить тебя с собой. Я вернусь к обеду. Продолжай смотреть в окно, пока Тенс не подумает…
— Со мной все в порядке. — мне казалось, что я так и просижу тут до тех пор, пока она не вернется, если буду слушаться его.
Я услышала, как завелся и уехал Ленд Ровер. Я досчитала до десяти. Потом еще раз. Я открыла глаза, и обнаружила рассматривающего меня Тенса. Выражение его глаз заставило меня покраснеть до кончиков ушей.
— Ну все, готово. — я встала и потянулась, растягивая гудящие мышцы.
— Ты уверена?
— Уверена ли я, что смогла представить себе окно? Да, у меня получилось.
— Тогда ладно, посиди пока тут.
— Что?
— Есть еще кое что, что надо сделать. Я сейчас вернусь.
Я встала, слушая его ворчание, и пошла к выходу.
Я сидела на диване, просматривая старый фотоальбом, когда он вернулся, держа в руках кучу тряпья.
— Это еще что?
— Урок номер два. Крольчата. Помоги им на переходе.
Он сказал это так бесстрастно, что мне показалось, что я плохо его расслышала.
— Что? — я застыла.
— Кустос нашла их утром. Их мать уже замерзла к тому времени.
— И ты хочешь, чтобы я… — это должно быть какой-то тщательно продуманный розыгрыш. Не может быть, что тетушка захотела принести мне осиротевших кроликов, чтобы я их прикончила.
— Представь себе окно.
Я забилась в дальний угол дивана. Запах мочи и фекалий кроликов поплыл по комнате.
— Ты это правда серьезно? Там и правда кролики?
— Что из всего заставило тебя думать, что я шучу? — он открыл несколько слоев ткани чтобы продемонстрировать четырех прелестных коричневых крольчат с белыми лапками и белыми пятнам на лбу.
Мое сердце дрогнуло. Это были мои любимые животные.
— Ты больной. Я не собираюсь этого делать, — я вскочила, пытаясь отдалиться от него.
Тенс положил кучу тряпок передо мной.
— А тебе и не надо ничего делать.
— Я должна позволить им умереть. Иначе я не смогу тренироваться, — и почему это больше его не беспокоило?
— Животные всегда умирают возле тебя. Они все равно умрут.
— Только не в том случае, если я смогу им помочь. Я не буду просто стоять и смотреть. Я не дам им умереть. — Я рванулась по коридору на кухню. Тенс наблюдал за мной
— Что ты делаешь?
— Я ищу молоко. Сгущенное молоко, сливки или что-то еще. — Я распахивала шкафы и шарила по банкам.
— Меридиан, прекрати. — Тенс остановился на входе, не приближаясь, как будто бы я взбесилась.
— Нет. Я не собираюсь просто стоять и смотреть, как они умирают. — Я обнаружила банку сгущенного молока в дальнем углу буфета и сорвала с нее крышку. Потом схватила ложку.
— Это не поможет.
— Ты не знаешь этого! Не можешь знать!
Он стоял на моем пути, загораживая выход.
— Я знаю.
— Пошел с дороги! — Я попыталась оттолкнуть его, но слезы застилали мне глаза.
Он схватил меня за плечи. Это было первое его добровольное прикосновение, с той ночи, когда я приехала.
— Меридиан.
Его голос дрогнул, и на секунду показалось, что он тоже вот-вот заплачет.
— Ну что?
Я понимала, что говорю, как обиженный ребенок, но не могла ничего с собой поделать.
— Тебе понадобится пипетка. Во втором шкафу снизу, возле плиты, — прошептал он, аккуратно разворачивая меня. Я не понимала, что заставило его перестать мне сопротивляться, но я не собиралась спорить.
Я схватила пипетку и проскользнула под его рукой. В гостиной я безуспешно пыталась поднять сверток, одновременно держа открытую банку молока и пипетку.
Тенс внезапно оказался рядом.
— Куда ты хочешь их отнести?
— К огню.
Я заметила, как аккуратно он нес крольчат, с нежностью опуская их на ковер возле огня. Я села на пол и взяла одного из них. Моя рука казалась просто огромной по сравнению с его разноцветным тельцем. Крошечный комок шерсти и неясное биение сердца.
— Ну же, малыш, давай, ешь. Тебе надо поесть. — Я поднесла наполненную пипетку к его рту, но он не открылся. Глаза наполнились слезами, щеки стали мокрыми.
Я попыталась протолкнуть молоко в закрытую пасть. Я встала на колени на полу, наклонившись над ним, как будто в этой позе я смогла убедить маленького кролика жить дальше.
Тенс уселся позади меня и оперся спиной о стул. Потом он обхватил меня и потянул назад, заставив облокотиться на него.
— Они были там слишком долго, Меридиан. Их мать замерзла. И она все еще кормила их.
Я выпрямилась и, закрыв глаза, погладила малышей, в надежде что они почувствуют мое желание, чтобы они жили. Но внутри я понимала, что ни один из них уже не будет есть.
Тенс был твердый и теплый. Огонь грел мое лицо, и оно заливалось румянцем. Я вдыхала запах сосен, земли, и мужественной пряности — так пахло от Тенса. Если бы я принюхалась, я бы различила запах Кустос в его аромате.
Огонь затухал. Языки пламени стали меньше, и засветились угольки. Но Тенс не пошевелился и не сказал, что с него хватит.
Я уловила тончайшую дрожь, мельчайшее изменение энергии. Я сделала так, как говорила тетушка, мысленно открыв окно и представляя себя на этой, земной его стороне. Я так и сидела, держа на руках малыша, пока он не стал совсем холодным, потом взяла следующего, затем еще одного. В конце концов, они все стали холодными.
— Их больше нет. — Тенс откинул волосы с моих глаз. — Мне жаль.
Я опустила их, аккуратно угнездив в куче тряпок.
— Почему ты со мной такой ласковый?
Я почувствовала, что он пожал плечами.
— Я знаю, каково это, сражаться с чем-то, что нельзя одолеть.
— Что?
Он не ответил. Вместо этого он спросил:
— Ты себя плохо чувствуешь? Голова болит? Тошнит?
Я закрыла глаза и попыталась дышать, ощущая горечь в горле. Лежа на полу, я сказала:
— Я в порядке. Опечалена, но в порядке.
— Ты уверена? Ты аж позеленела. Бледнее обычного, и явно позеленела.
— Нет, все хорошо.
Кажется, сейчас сработает рвотный рефлекс.
Он тяжело выдохнул, как будто мой ответ был для него жизненно важен.
— Ну вот и славно, так ведь?
Меня вот-вот вырвет. А я не хотела блевать. Я совсем не хотела. Я попыталась глубоко вдохнуть, чтобы сдержаться.