— Я обещаю, — прошептала я, пытаясь понять, есть ли более тяжелое испытание.
Я начала рыться в стопках одеял, в поисках самого теплого и уютного. Каждое было вышито ромбиками, деревьями, кругами или полосками. Некоторые были украшены сложными вышивками, как гобелены, изображая сценки как на старинных исторических табличках в музеях. Крошечные лица сделанные из кожаных лоскутов — серых, коричневых, бежевых. Животные и пейзажи. Швы были столь аккуратными, что я не могла их разглядеть. Бархат и парча, лен и блестящий хлопок. Похожие на индийские Сари и батик, японский шелк и темные джинсы. Хлопья снега и яркое солнце, радуги и реки.
— Тсс, мне надо поспать, — Тетушка уже храпела, когда мы укутали ее и удостоверились, что есть вода в пределах досягаемости.
— Я посижу с ней.
Я посмотрела на Тенса. — Ты тоже выглядишь не очень. Ты себя хорошо чувствуешь?
— Я в порядке. Предлагаю тебе пойти проведать Кустос и потом ложиться спать.
Я кивнула, а он уселся на пол рядом с кроватью тетушки.
— Ты…уверен?
— Иди. — Тенс скинул ботинки и закрыл глаза.
Глава 24
Я легла на диван рядом с Кустос; я уже привыкла к ее ночным звукам. Сон не шел. Когда же я все-таки уснула, мне приснился сон.
Мне снился наш единственный в жизни семейный отдых — в Австралии, в разных ее местах. Я думаю, что мои родители пытались обогнать смерть и следовали за мной как сиамские близнецы.
В первый день в Австралии мы поехали на такси в австралийский зоопарк. Папа хотел увидеть самую старую живую гигантскую морскую черепаху. Вокруг нее было множество споров — правда ли Дарвин привез ее в Англию с Галапагосов. Мне было девять лет. Мне было не очень важно, но папа думал, что мы должны увидеть черепаху, рядом с которой мог находиться великий Чарльз Дарвин.
В зоопарке были толпы школьников и других туристов. Казалось, что мы часами стояли в очереди на вход. Папа разговаривал со всеми вокруг, "собирал разведанное" — так он любил говорить. Черепаху звали Харриет, сокращенно "Этта". Пару недель до этого она страдала от инфекции дыхательных путей, но в тот день она достаточно выздоровела чтобы выйти в свой вольер. Люди выстроились чтобы поглазеть на нее, а я думала, чувствовала ли она себя так же как я, когда люди глазели на меня.
Я вжалась в стекло, притиснутая толпой. Я смотрела, как черепаха подползала ближе к стеклу и ко мне. Все думали, что это так здорово — она подходит поздороваться с нами. Но я помню свой ужас. Я хотела, чтобы она пошла другой дорогой, ведь она была такая большая и красивая. Ее панцирь напоминал гигантские песчаные дюны. А глаза были бездонными.
Я знала, что сейчас произойдет, и ничего не могла сделать.
Я попыталась закрыть глаза, но она продолжала ползти ко мне. День был пасмурным, но вдруг возник просвет в облаках. Появился луч солнца, и черепаха остановилась в нем. Она повернула голову и я увидела один ее глаз. Один прекрасный, глубокий, чистый глаз. Казалось, я вижу начало времен в этом глазу. Я смотрела на нее не отрываясь.
Она опустила голову на залитый солнцем песок и вздохнула. Все решили, что она собирается поспать. Но я столбом стояла там добрые пятнадцать минут, родители никак не могли оттащить меня. Я помню, что Этта сказала, что ждала меня. И хочет что-то мне сказать.
На диване. Я проснулась только для того, чтобы беспокойно перевернуться на другой бок. Затем глаза Этты затянули меня обратно в страну сновидений.
Вдруг ее глаза превратились в глаза Преподобного Перимо. Радужки глаз, вращаясь, будто солнечные пятна, исчезли, и осталась только столь глубокая тьма, такая затягивающая, что я испугалась, что провалюсь в нее. Он сказал мне:
— Не верь им, Меридиан. У тебя может быть все. Ты сможешь его вернуть. Ты сможешь жить вечно. "Ребенок умер? И они сказали, что он умер". - руки Селии дотронулись до меня, я отпрыгнула и побежала.
Я бежала вдоль старого поезда. Улыбающийся молодой человек в солдатской форме потянулся ко мне и позвал, но меня схватил кто-то сзади.
Я вывернулась из железной хватки и вдруг обнаружила себя лежащей возле дивана, запутавшейся в одеялах. Кустос подняла голову и заскулила.
— Я в порядке. Засыпай. — Я поднялась, укуталась в одеяло и потопала на кухню. Там я погрузила ложку в коробку кофейного мороженого.
— Ее лихорадка спала, — сказал Тенс, входя в комнату.
Я аж подпрыгнула.
— Черт, как ты меня напугал.
— Прости. — Тенс тоже взял ложку из буфета и сел напротив.
— Мне чего-то не хватает, я это чувствую, — сказала я, разочарованная в себе.
Тенс просто молчал и ел мороженое.
Я с трудом ощущала свой любимый запах.
— Это здесь, я знаю.
— Может быть, ты слишком стараешься? — он продолжал есть и смотрел на меня.
Я посмотрела в темное окно.
— У меня был сумасшедший сон. Боже, он был таким реальным.
— Ты поймешь. Перестань думать об этом, и все придет само. Если хочешь, я посижу с тобой, — предложил Тенс.
— Нет, я в порядке.
— Тогда ступай наверх и ложись. Я покараулю Кустос. Никто не смог бы хорошо поспать на том колючем диване.
Я улыбнулась.
— Конечно. Спасибо.
__________
На следующее утро я поставила воду кипятиться и замесила тесто. Нашла в холодильнике нераскрытую упаковку ветчины и поставила ее жариться.
Я подпрыгнула, когда тетушка неожиданно поприветствовала меня сзади:
— Доброго утра, маленькая.
— Ну хватит уже так делать! — я поставила чашку чая перед ней. — Как ты?
— Намного лучше. Прямо как весенний дождь на пшеничных полях.
Я ей не поверила, но поняла по ее лицу, что дальше спрашивать не стоит. Я кивнула, решив делать так, как она хочет, пока снова не представится возможность предложить ей поехать в больницу.
— Есть хочешь? — спросила я
— Умираю с голоду.
— Я тоже. — я усмехнулась, увидев Тенса, босого, одетого в потертую футболку и джинсы с дырками на коленях.
— Вкусно пахнет. — Он уселся на стол, взял яблоко и откусил.
— Вечно голодный, — захихикала тетушка. — У меня появилась идея. Нам стоит поехать и отмокнуть в горячих источниках чуть дальше по шоссе.
— Горячие источники? — переспросила я.
— Они великолепны. Как раз нужной температуры. Они еще излечивают тело и душу. Я уже несколько лет там не бывала. Сама не знаю почему — это одно из моих любимых мест на земле. — тетушка погрузилась в задумчивость.
— Что ж, поедем, — сказал Тенс.
— Конечно. — Я перевернула два блина со сковородки, положила бекон, и поставила тарелку перед тетушкой. — Хватай.
— Я, наверное, не смогу все это съесть.
— А ты попробуй. Я думаю человек-пылесос тебе поможет, если что-нибудь останется. — Я захихикала над наигранно-обиженной физиономией Тенса.
Я приготовила еду Тенсу, потом себе. Мы жевали в солидарной тишине. В кухне было мирно, такого спокойствия я не ощущала со своего дня рождения. С удивлением я поняла, что именно так чувствуют себя счастливыми.
После завтрака мы уселись в Ленд Ровер и тетушка показала путь к горячим источникам. Я позаимствовала у нее один из старинных банных костюмов с шортами и верхом с длинными рукавами. В мокром костюме я бы оказалась почти голой, но мне было все равно.
Она казалась молодой, свободной, счастливой. Она напоминала куропатку, из тех, что порхали вокруг — постоянно меняющиеся в зависимости от времени года, сейчас снежно белые, в совершенной гармонии с миром.
Мы плескались и отмокали в каждом бассейне. Это был наш день.
— Я так рада, что мы приехали — сказала тетушка, обняв меня, и посмотрев на небо. Она глядела на него так внимательно, что я подумала, что она видит кольца Сатурна невооруженным глазом. — Все меняется, Меридиан. Все временно, кроме неба. Когда ты окажешься загнанной в угол ужасами или героями этой жизни, посмотри вверх. Не смотри вниз. Все, что под ногами, утечет; только небо твердо, постоянно, постоянно готово к тому, что солнце взойдет утром, а луна вечером. Знаешь, они на самом деле не заходят никогда. Они всегда восходят, просто для кого-то другого.