— Ей надо было лучше одеться. Ты говорила, что мама положит в её сумки все, что понадобится. Куда они подевались?
Я сглотнула, пытаясь указать себе за спину, но мир покачнулся и потемнел. Я попыталась что-то сказать, но мир окончательно стал черным.
Глава 5
Я смотрела очень реальный сон в деталях. Я ощущала запахи, вкус и касания предметов. Мои родители сидели в украшенном оборками амфитеатре вместе с тысячами других людей, наблюдая за мной. Я была на главной сцене, схваченная в перекрестье слишком ярких прожекторов. Достаточно прищурившись, я могла видеть отдельных людей в зале. Я чувствовала их общее дыхание, затаенное, как будто они ждали моего представления. Но я не представляла, чего от меня ждут.
У меня в руках была арфа, затем иголка, потом пистолет. С каждым взмахом ресниц содержимое моих рук менялось.
Кто-то попытался столкнуть меня со сцены. Я не хотела уходить. Я сопротивлялась. Затем я услышала аплодисменты и полетела в оркестровую яму, продолжая падать. И падала так бесконечно долго, и пространство вокруг было таким пустым и черным, что оно казалось тяжелым, как жидкая сталь.
Я стала задыхаться и открыла глаза. Я уставилась на балдахин из шикарного синего шелка, мое дыхание срывалось, как будто я убегала от самого дьявола.
— Тише, маленькая.
Я увидела яркие голубые глаза и платиновые волосы.
— Я твоя тетушка. С тобой все будет хорошо.
Я моргнула и попыталась почувствовать свое тело под кипой одеял. Моя кожа чесалась и покалывала.
— Надеюсь, нам не придется ампутировать твою левую ногу из-за обморожения.
Долговязый гигант принес поднос. Он как будто сдерживал себя. Не то чтобы я его винила — мы не были знакомы. Тем не менее почему-то он казался знакомым. Запах супа из свежей курятины с сельдереем и петрушкой наполнил эту маленькую комнату.
На моем лице, должно быть, отразился испуг, так как тетушка проворчала:
— Тенс, не приставай к ней.
Она провела рукой по моей ноге.
— Твоя нога всего лишь слегка обморожена…
Он фыркнул, ничуть не смутившись.
— Поделом ей. Будет знать, каково это идти две мили по снегу в миниюбке.
Я не осознавала, что схватила волчью шерсть до тех пор, пока она не задвигалась. Я отдернула руку.
— Не волнуйся, дорогая, она тебя приняла. Разборчивая она, наша Кустос; она обычно не признает чужаков.
— Как правило съедает их на завтрак. Хорошо, что ты добралась сюда так поздно. — Легчайший намек на улыбку появился на губах Тенса. Над его чувством юмора определенно надо поработать.
— Тенс! — Тетушка попыталась урезонить его, в то время как я смогла сесть. — Кустос тебя не укусит, — сказала она. — Скорее всего. — Тетушка взбила подушки за моей головой, породив облако затхлого сырого воздуха.
В очаге ревело пламя, и его пощелкивание и потрескивание заставляли меня чувствовать себя так, как будто я угодила во временную яму. Тетушка пододвинула стул и подозвала Тенса поближе.
— Это Тенс, Меридиан, мой Пятница и по совместительству юморист.
Он меня смущал, заставлял запинаться и заикаться. Он поставил поднос передо мной, и отошел, как будто мог от меня заразиться.
— Вот. Ешь.
Я осознала, что на мне была только футболка — незнакомая мне. Мысль, что этот горячий парень, который, казалось, не выносил моего присутствия, мог видеть меня голой, заставила кровь прилить к щекам. Руки затряслись, и я поспешно отложила ложку, чтобы не разлить суп.
— Что я здесь делаю?
Кустос заскулила и боком подошла поближе к кровати, как будто просила разрешения присоединиться ко мне. С ней я чувствовала себя в безопасности больше, чем с Тенсом.
— Она меня не укусит. — ухмыльнулся он, наклоняясь и гладя Кустос. От этого мое смущение стало еще сильнее.
— Кто? — спросила я.
— Кустос. Она не кусает понравившихся ей людей. — Повернувшись ко мне спиной, он поворошил огонь в очаге.
— Замечательно. Но что происходит?
— Кажется, ты ей понравилась. — Он сказал это таким тоном, что я решила, что он не согласен с волком или с кем-либо еще по этому поводу.
— Спасибо. Это я поняла. Ты ответишь? — Я встала и подняла ложку без единого звука.
Тетушка закудахтала и заворчала:
— Тенс, перестань дразнить ее. Не обращай на него внимания, дорогая. Кушай свой суп, пока он не остыл, как и ты. Потом ты расскажешь нам о своем путешествии. Прости нас, что мы тебя не встретили. Я очень хотела.
Тенс заворчал. Он пробормотал что-то подозрительно похожее на "попытку самоубийства".
— Тенс! — Тетушка снова на него заворчала, в ее голосе послышалось железо. На этот раз он вскочил, гордо вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь. Он так напугал меня, что я пролила суп на футболку.
— Вот блин! — сказала я, пока тетушка меня вытирала. Она дала мне другую футболку, которая тоже была мне незнакома, чтобы я смогла переодеться. Сколько времени прошло с того момента, когда я ела настоящую пищу? Несколько дней?
— Почему вас там не было? И кто я?
Она пропустила мимо ушей мои вопросы и продолжала спокойно болтать обо всем и ни о чем, как будто я включила проигрывание на своем айподе. Я мало что понимала, поглощенная тем, чтобы не пролить больше суп. Я никогда не пробовала что-либо вкуснее этого супа, но у меня не было достаточно времени.
— Кто такая Фенестра? Где мои родители?
После того, как она изящно уклонилась от ответа, я отчаялась задавать вопросы.
Мне было трудно оставаться раздраженной, так как я чувствовала успокаивающее, почти гипнотизирующее спокойствие в ее присутствии. Ей всего лишь нужны были мои редкие поддакивания чтобы продолжать разговор. Скоро, я опять погрузилась в глубины забытья…
Я проснулась с ощущением, что я слишком много спала и все на свете пропустила. Огонь в очаге почти потух, но его света еще было достаточно, чтобы разглядеть две стопки одежды, сложенные на стуле. Я оглядела комнату. Обои в цветочек могли быть привезены прямо из дома Джорджа Вашингтона. Сам очаг и облицовка были глянцево белыми. Антикварная мебель различных оттенков коричневого была расположена по всей комнате. Огромная кровать с балдахином походила на озеро. Комната была увешана шелком и парчой и от них исходил затхлый запах, как будто ими редко пользовались. Я томно и с удовольствием потянулась, и увидела своего любимого в детстве кролика, придавленного подушками. А также несколько семейных фотографий в рамках, стоящих на тумбочке около меня.
Улыбающееся лицо моей мамы вернуло меня к реальности. Мне захотелось спрятаться под одеяло в надежде, что это просто дурной сон. Но не в моих привычках прятаться — по крайней мере я так думала. Что вообще было в моих привычках?
Я узнала свои вещи в стопках и поняла, что должна быть благодарна Тенсу за очередное спасение. Я не смогла представить тетю продирающуюся сквозь снег за моими вещами. Но я не хотела быть ничем ему должна. Я встала и пошевелила ступнями. Они болели и были покрыты синяками, как будто я их потянула.
Я надела трусики и самый удобный лифчик, свои любимые джинсы и красный кашемировый свитер, который мне подарили родители на прошлое Рождество. Не самый стильный прикид. Я необычно крошечная для своих лет — в отличие от остальных членов моей семьи — высоких и крупных. Я могла бы сойти за эльфийку. Или третьеклассницу с сиськами. Минуту я раздумывала, стоит ли переодеться, пока не поймала себя на мысли произвести впечатление на Тенса и тут же вздрогнула. Отлично. Я запала на человека, который меня терпеть не может. Мазохизм какой-то. Если ему не понравилось то, что он увидел… ну, я уже знаю, что ему не понравилось то, что он увидел. Наверняка в его вкусе невероятно высокие, стройные блондинки с потрясающим загаром.
В комнате не было часов, а мои наручные часы куда-то делись. Я отдернула тяжелые занавески чтобы посмотреть, есть ли солнце на улице, но абсолютно темное пространство снаружи поглотило весь свет от огня позади меня. По спине пробежали мурашки. Сколько же я проспала?