— Астра Вольдемаровна, в то время, когда ваш отец покидал Ригу, вам было семнадцать лет, вы были уже достаточно взрослой… Припомните, говорил ли вам отец что-нибудь о спрятанных им картинах?
— Ах, он спрятал картины? Какие? Часть его картин в музее. Некоторые в частных собраниях. Остальные здесь, в этой комнате.
Раскатов понял, что ей об отцовской тайне ничего не известно.
— Я так надеялся, что вы что-нибудь знаете, — сказал он с сожалением. — Какие он спрятал картины, мы можем только догадываться. По всей вероятности, экспонаты музея западного искусства, к которым он имел доступ, работая там. Нам известно, что художнику Саулитсу удалось спрятать от немцев несколько ценных полотен. И место тайника он обозначил на одной из картин, находящейся, очевидно, здесь.
— Вот как? Отец, конечно, мог спрятать картины. Это единственное, что он мог сделать в том подневольном положении, в котором оказался. Я теперь припоминаю, он говорил, что необходимо что-нибудь спасти, если немцы будут вывозить картины. Но как это сделать? Это не открытки, они требуют много места, в одиночку это сделать невозможно. А доверяться кому-либо из своих сотрудников он не решался. Значит, ему все же удалось спрятать.
— Астра Вольдемаровна, расскажите об этих картинах.
— “Летний день на Даугаве”, “Покинутый хутор”, “Березовая роща”, “Морской прибой” и другие пейзажи пронизаны солнечным светом. Все эти картины написаны еще до войны. А вот эту акварель отец сделал перед тем, как уехать из Риги в сентябре сорок четвертого года.
Сердце Раскатова замерло, когда он услышал это. Он сидел за столом и внимательно смотрел на акварель. Картина называлась “Вечер”. На ней была изображена половина какой-то комнаты с двумя окнами. Слегка опершись рукой на подоконник, стоит женщина в длинном платье. Она смотрит на виднеющуюся вдали башню Рижского замка.
— Вы не возражаете, если я осмотрю эту картину детально?
— Что за вопрос? — Астра пододвинула стул.
Раскатов снял картину и поставил ее на стол. Картина, как и все остальные, была вставлена в массивную багетную раму. Но все же это была акварель, и Саулитс поместил ее под стекло. И по тому, как далеко отстоял от стекла картон, придавливающий к нему картину, Раскатов понял, что между ними слой бумаги.
— О, да тут с ходу и не разберешься! — сокрушенно сказал он, поглаживая раму.
— Что вам мешает сделать это не спеша? — Астра приветливо улыбнулась. — Вы возьмите картину с собой. Потом вернете.
— Большое спасибо. Я как раз хотел вас об этом попросить.
Мирта, до сих пор не вступавшая в разговор, принесла газеты и шпагат.
— Давайте я помогу вам упаковать, — предложила она.
Уходя, Раскатов попросил сестер не говорить никому о причине его визита.
Картину он вернул на следующий день.
— Ну что, удалось расшифровать, где спрятаны картины? — спросила Астра, едва он переступил порог.
— Это все не так просто, Астра Вольдемаровна, придется еще поискать, — ответил Раскатов.
Он помог повесить картину на место.
— А как мы узнаем о результате поисков? — осведомилась Мирта.
— Я зайду к вам еще не один раз, — пообещал Раскатов, собираясь уходить.
— Может быть, вы согласитесь выпить с нами чаю? — предложила Астра. — Еще не поздно. — Она посмотрела на старинные часы, висевшие на стене.
— Действительно, — оживилась Мирта, — останьтесь!
Предложение сестер было согрето неподдельным радушием.
Раскатов согласился. Мирта убежала на кухню и через минуту вернулась с подносом.
Астра разливала чай.
— Вы предупредили, чтобы мы никому не говорили о вашем визите, даже близким знакомым, — начала Мирта.
Раскатов утвердительно кивнул головой.
— А другу можно? Самому-самому лучшему?
— И другу нельзя.
— Так ведь он — это… Это еще папин друг, — вздохнула Мирта. — Он бы так обрадовался.
— Вот неугомонная. Да все равно ты ему ничего рассказать не сможешь, пока он в Майори в доме отдыха, — сказала Астра и пояснила Раскатову: — Это она о Роланде Витолсе. Он архитектор. Очень был дружен с отцом, и это чувство перенес на нас.
— Это не совсем так. С одними он дружит больше, а с другими меньше. — Мирта лукаво улыбнулась, допивая свой остывший чай.