Стус принес с собой букет гладиолусов. Присутствие какой-то старухи его смутило. Кто его знает, не положит ли он цветы невпопад, на могилу ее родственников? Но старуха, подойдя к нему, спросила:
— Красиво?
— Очень красиво, — ответил Стус. — Я не был здесь со времени войны. Все так изменилось, не могу отыскать могилу своей сестры…
— Да, да, он все могилы сделал одинаковыми, — согласилась старушка и перекрестилась.
— Кто это — он? — не понял Стус.
— Он! Мученик наш, божий человек.
Видя, что Стус смотрит на нее вопросительно, старушка пояснила:
— Старик один, вон в том домишке живет, что прилепился к ограде с той стороны. Понимаете, в войну у него жену и дочку немцы убили. Говорят, ночью перенес их на кладбище и закопал. Да и лишился ума с тех пор. Живых людей избегает. Могилки подправляет, садовничает. Вон в тех кустах могилки его близких. Вы бы сходили. Может, помнит он, где искать могилку и вашей сестры.
Стус поблагодарил словоохотливую старушку и направился к кустам шиповника и жасмина. Снова, как много лет назад, почувствовал страх. Он не сомневался, что “божий человек” — это “Черный беркут”.
Через кусты прошел к могилам. Старик сидел к нему спиной на деревянной скамье и обстругивал палку. В последний момент Стус хотел повернуть назад, но было уже поздно — старик обернулся. Он поманил Стуса к себе. Взял из его рук цветы, разделил на равные части и положил на обе могилы.
— Цветочки, цветочки, баловни флоры, — бормотал он, прихорашивая могилы. И Стусу показалось, что старуха была права, называя его “божьим человеком”. Но уже в следующее мгновение понял, что ошибся. Глаза “Черного беркута” выражали суровый вопрос, когда он медленно поднялся с колен и сел на скамью. Да, “беркут” его узнал. Он не станет играть перед ним роль юродивого. Он ждет, что Стус скажет, зачем пришел. И Стус заговорил. Он несколькими фразами пересказал сообщение Стабулниека. Без всяких эмоций, будто рапортуя, описал убийство Коврова. “Беркут” молчал. Стус был обескуражен.
— Что же вы молчите? — наконец спросил он робко.
— Все, что вы сказали, таит опасность только для вас, но не для меня, — сказал “беркут” спокойно.
— Неужели вы не понимаете? Картотека! — выдохнул Стус.
— Понимаю. Там ваше имя?
— Там данные обо всей группе!
— Той группы больше нет. Головорезы ушли на заслуженный отдых. Их грубая работа сейчас не нужна. А те, у кого оказались слабые нервы, лежат в земле — так спокойней.
“Беркут” впился взглядом в лицо Стуса.
— Вы могли бы быть в числе последних, если бы знали чуть-чуть больше… Правда, я не учел то обстоятельство, что вам известно вот это место.
Стус инстинктивно отодвинулся на край скамьи. В глазах “беркута” промелькнула усмешка.
— Но, как говорится, что бог ни делает — все к лучшему… — продолжал “беркут”. — Если бы вы не могли меня отыскать, было бы плохо. Той группы нет. Но и бывших ее членов надо спасать. Я следил за вашими успехами, Стус. Я не терял вас из поля зрения.
— Да? — только и мог спросить Стус.
— Но я не искал с вами контакта… По доброй воле вы не стали бы работать со мной. А принуждать… Теперь не то время. Да и не в моих это интересах. Я привык доверять человеку всецело. И вот вы пришли сами… Значит, судьба…
Стус только сейчас обратил внимание, что надгробные плиты сплошь покрыты беспорядочно высеченными женскими именами — Айна и Зента. Даже на небольших деревянных обелисках со звездами эти имена были написаны черной краской.
“Беркут” перехватил его взгляд и усмехнулся. Но ничего не сказал. Потом заторопился.
— Стабулниек будет устранен. Вы на это место больше не приходите. Понимаете, никогда. Чекистов я направлю по ложному следу. Через два дня в два часа придете вон к той могиле, обложенной пожелтевшим дерном. О ком скорбеть будете? — спросил он со смешком.
— О сестре. Зовут ее Вероника.
13
Через два дня в назначенное время Стус был у могилки своей “сестры”. “Беркут” подравнивал только что положенный дерн.
— Дело обстоит так, — начал он без всяких предисловий. — Стабулниека увезла скорая помощь. Сердце. Отправили на операцию в Москву. Жена уехала с ним. Подробности узнать не у кого. Месяца два-три там проваляется. Сами понимаете, что он первому встречному болтать о картине не станет, а будет ждать возможности вернуться в Ригу. А за это время вы должны узнать, какая картина хранит тайну.
— А если не удастся? — спросил Стус подавленно.