Корреспондент египетской газеты «Аль-Ахрам» Левон Кешишян, который показывал здание, в тот же день пригласил меня на обед ассоциации журналистов, работающих в ООН, в честь генерального секретаря Курта Вальдхайма и председателя 28-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН Бенитеса Хуана.
— Есть у вас вечернее платье? — получив мое согласие, тотчас осведомился Кешишян и, заручившись уверением в том, что есть, без десяти восемь приехал за мной.
Ровно в восемь министр иностранных дел Армении Камо Удумян, Левон Кешишян, его жена и я поднимались на лифте гостиницы «Балтимор», сравнительно старой, хранящей еще свою аристократическую утонченность. Состав присутствующих на обеде заранее утвержден и отпечатан на плотном листе бумаги. За каждой фамилией кроме права присутствовать числятся и уже внесенные двадцать пять долларов.
Мое имя также в списке гостей, и служащая в вестибюле, «установив личность», сообщила, что наш столик тридцатый, и предложила войти в гостиную. Только там я поняла, почему Левон так интересовался моим туалетом. Все дамы были в ниспадающих до пола платьях из блестящего шелка, который по тем временам считался последним криком моды. Впервые за границей я оказалась на таком «международного масштаба» приеме. Колышущиеся у фасада ООН многоцветные флаги переместились сюда в виде своих представителей и корреспондентов, но в несколько ограниченной цветовой гамме.
Левон Кешишян в своей стихии. Низкорослый, энергичный, он неожиданно возникал возле той или другой знаменитости и, как старый знакомый, протягивал руку, приятно улыбался, стремясь добиться взаимности, а достигнув, прямо-таки сиял от удовольствия. Случалось так, что Кешишян то или иное высокочтимое лицо подводил к нам, знакомил, не столько по необходимости, а главным образом, чтобы продемонстрировать широкий круг своих знакомств.
— Знакомьтесь, это Роберт Томас из представительства США при ООН. Его жена армянка.
— А это член делегации Египта Махмуд Касем.
— Вице-секретарь ООН Пратфорд Морс. Больше, чем мы, привержен армянской кухне.
И так, начав с членов делегаций и вице-секретарей, мы дошли до главы миссии Соединенных Штатов в ООН господина Джона Скалли и даже до самого Курта Вальдхайма. Высокий, поглощенный своими мыслями, он был занят делами поважнее, чем беседа о поэзии. Обменялся несколькими любезными фразами с «armenian роеte» и отошел.
Честно говоря, я не стремлюсь к знакомствам, которые, как бы лестны они ни были, знаю наперед, не оставят следа ни в тебе, ни тем более в собеседнике. И поэтому не случайно, что в этот день из всех знакомств мне запомнилось главным образом одно…
После гостиной, после того, как мы насладились многообразием всевозможных вин, джинов и джюсов, всех пригласили в банкетный зал. Мы расположились за столиком номер 30. Оглядевшись вокруг, Левон показал на соседний стол, за которым восседали мужчины в строгих темных костюмах и белых сорочках.
— Это турецкая делегация в ООН и их корреспонденты.
Я взглянула и затем в течение всего вечера ловила себя на том, что то и дело моя голова поворачивается в ту сторону.
Посреди обеда к их столу подошел наш недавний знакомый, американец Роберт Томас вместе с молодой тоненькой женщиной.
— Это его жена, армянка, — снова напомнил Кешишян.
Томас и его жена уселись рядом с турецкими делегатами, и беседа за тем столом заметно оживилась.
Жена, которая больше походила на девочку, смуглая, с обнаженными руками, живо реагировала на шутки своих кавалеров и сама о чем-то рассказывала, вызывая смех слушателей.
— Приглашу ее к нам, — заметив мое любопытство, сказал Кешишян и, не дожидаясь согласия, встал с места.
Через несколько минут молодая женщина уже сидела возле нас. Познакомились. Она уроженка Бейрута, училась в дашнакской семинарии «Паланджаян», затем познакомилась с американцем, уехала с ним в Саудовскую Аравию, а сейчас они живут здесь, в Ныо-Йорке.
— В шестьдесят втором году вы были в Бейруте? — спрашиваю. — Я выступала у вас в семинарии.
— Да, я была в Бейруте, но… — она запнулась, взглянула на мужа, — мысли мои были заняты другим… Господин Панян, наш директор, был очень строг, требователен, часто выговаривал мне, что не чисто говорю по-армянски, вставляю турецкие слова…
Вот что запомнилось мне из того вечера, но…
Это было в первые дни возвращения из Америки. Как-то на улице в Ереване остановил меня средних лет человек, по виду рабочий.
— Я хочу тебя спросить: правда, что ты пригласила секретаря ООН в Армению?
— Я?!
— Да, ты… И он согласился, должен скоро приехать. Почему скрываешь? Это же написано в газетах спюрка.
А два дня спустя ко мне опять же на улице подошел мой давний знакомец старик, уроженец Муша, и е надеждой спросил о том же.
Я догадываюсь, что вопрос его — отзвук местных легенд о более чем мимолетной встрече тогда, на банкете в «Балтиморе». Ведь об этом Левон Кешишян написал свою «тысячу и одну ночь» и опубликовал в спюрке под самыми сенсационными заголовками и формулировками, вроде: «На традиционном годичном обеде ООН присутствовали Сильва Капутикян и Камо Удумян», «Армянская поэтесса представлена генеральному секретарю ООН» и прочее, и прочее. Вот эхо и долетело до ереванских улиц.
До каких пор наша неисправимая фантазия рядом с однозначной цифрой будет ставить бесчисленное множество нулей?
В Нью-Йорке, когда мы подошли к зданию ООН, мне бросилась в глаза величественная скульптура. На постаменте, устремленной ввысь каменной глыбе, посреди круглое, как зрачок, отверстие. Оно показалось мне символом Организации Объединенных Наций, которая недремлющим оком должна следить за тем, чтобы прочными были мир и справедливость на земле… Видит ли это око мушского старика — единственную уцелевшую ветвь большого родословного дерева, старика, в сердце которого вот уже столько лет тлеет боль и тоска по родным местам?..
26 апреля, Егвард
Наша машина — в самой сердцевине Манхаттана, и хоть над ним и сереет полоской небо, все равно небоскребы, тянущиеся ввысь, создают впечатление, что это не улица, а туннель. Медленно, завязнув в пестром клубке машин, то останавливаясь, то чуть-чуть увеличивая скорость, мы наконец добрались до 33-й стрит, до гостиницы «Мэк Алпнн». Я собралась уже выйти из машины, но мои спутники решили подкатить прямо к входу. И что же? Этот переезд с одной стороны улицы на другую, который пешком можно было одолеть за одну минуту, длился около часа… Бедная Алис, сидящая за рулем, измучилась, кружа вокруг да около гостиницы. Время уже близилось к пяти, начался час «пик», и не то что яблоку — иголке в этой гуще машин упасть было некуда.
Наконец я все же в гостинице. Семнадцатый этаж, уютный двухкомнатный номер с одним, правда, существенным «пятном». Подтвердить истину, что и на солнце бывают пятна, в данном случае я не могла бы, так как в моем номере солнца не было никогда. Окна выходили во двор, и прямо на носу у моего окна стена такого же высокого дома. Декабрьский и без того тусклый свет бессилен проникнуть в комнату. Как бы там ни было, в этом тихом номере я отдохнула до вечера. Потом с торжественного ужина, созванного в ресторане «Дарданеллы», началась моя американская жизнь.