22 июня, Егвард
Одно из характерных явлений в современном спюрке — это наличие писателей-армян, пишущих на иностранном языке. Это не единичный случай, как, скажем, Уильям Сароян или Майкл Арлен, их так много сейчас, что уже издаются целые антологии, сборники. Недавно в Монреале вышел в свет сборник «Армянские поэты Северной Америки, пишущие на английском», куда входят произведения двадцати девяти, большей частью молодых, поэтов.
В Бостоне я познакомилась с двумя молодыми поэтами, пишущими на английском, — Даяной Тер-Оганесян и Гарольдом Бондом. Если девушка была похожа на армянку и по фамилии, и по внешности, то юноша полностью соответствовал своему иноязычному имени — светловолосый, белокожий, с серыми глазами. Даяна знала армянский с грехом пополам, но могла связать пару слов. Гарольд же лишь напрягал свои уши и внимание, чтобы как-то хоть понять, о чем идет речь. От этого отчаянного напряжения его и без того растерянная фигура еще более съеживалась, казалась жалкой… Однако было в них что-то общее. Это усилия цыпленка еще в яйце расколоть его, проклюнуть, вылупиться из скорлупы, которой в данном случае был для них чужой язык, чужая оболочка.
В Лос-Анджелесе я встретилась с Алисией Киракосян, поэтессой, пишущей на испанском. Она родилась в Аргентине, в Буэнос-Айресе, вышла замуж за молодого биолога — армянина из Лос-Анджелеса и переехала сюда. С Алисией, с ее поэзией я была уже знакома давно, еще в Ереване.
…Как-то на газетной странице мелькнули строки, коротенькие, как удары сердца, и аритмичные, такие, как эти удары, когда волнение нарушает спокойное биение.
Немое таинство свершается во мне.
Я, Айастан,
Хочу издалека
Познать твои святые камни
И древний твой язык,
В котором скрыта тайна;
И прошлые века, что созерцали
Каменное шествие Твоих хачкаров, —
Но их, увы, колени подломились.
Немое таинство Свершается во мне.
Тоскую по тебе,
Хоть о тебе
И нет во мне воспоминаний.
Кто она, эта девушка, пишущая по-испански, Алисия Киракосян? Откуда она? Из каких веков, с какой планеты посылает нам сигналы о себе? Да, она из безвестных веков, с другой планеты, ибо иной язык — это другая планета, другое небесное тело, хоть и вращаются они вокруг одного и того же светила. Но так настойчивы были сигналы, посланные этой девушкой, так требовательны. Пусть услышат ее, пусть узнают, что она есть на свете, что вот-вот появится, приедет!
И приехала. Эта девушка, отец и мать которой из Вана, родилась и выросла в Аргентине. Гибкая, тоненькая веточка, только глаза крупные, черные, как крыло птицы, парящие глаза.
Пришла, и состоялась встреча со своей планетой:
Я узнала тебя.
И ты отпечаток следов,
Что веками
Сама же на мне оставляла.
И любовь моя встала
Навстречу тебе
Из глубинных моих,
Потайных миров.
Я узнала тебя, о мой Айастан.
И, узнав тебя,
Я узнала себя… [46]
Алисия вернулась в Буэнос-Айрес, как сама говорит, словно родившаяся заново. В ее стихотворениях, написанных после возвращения, — крик явившегося на свет младенца, его удивление от первой встречи с солнцем, восторг открытия. Кажется, присутствуешь при священнодействии, где не младенец, а душа получает крещение, крещение Арменией. Когда видишь Алисию, удивляешься, что у этой хрупкой, озорной девочки — такая зрелость и глубина. Удивляешься и веришь, что это сгусток чувств, переданный ей от того поколения, которое там называют «америкацын» — то есть родившиеся в Америке, — но которое чувствует «себя не по себе», ищет и хочет найти наконец себя, хочет прикоснуться к родной земле, соки которой — вакцина против обезличивания, одноликости.
…Знаешь, наше единство с тобой —
Коренное.
…Предначертано было
Мне однажды вернуться
К началу,
Чтобы корни
И сущность свою откопать[47].
23 июня, Егвард
В Бостоне находится учреждение, которое сокращенно именуется NASR, иначе говоря — National Association of Armenian Studiesand and Researhes — Национальный центр армяноведения. Мне было интересно побывать там. Это двухэтажное здание, где работают не более десяти человек. NASR ставит перед собой только научные и культурные цели. Организует лекции по армянской истории, литературе, искусству. Именно в эти дни моего пребывания в Бостоне была приглашена прочитать там лекцию по армянской истории профессор Колумбийского университета Нина Гарсоян, которая неоднократно приезжала в Армению и труды которой там высоко ценили. Однако самое важное в деятельности NASR то, что благодаря ему в четырех университетах Америки — Колумбийском, Калифорнийском, Гарвардском и Пенсильванском— основаны армяноведческие центры, существует штат преподавателей, читаются специальные курсы, изучается армянский язык.
NASR начал издавать на английском серии памятников армянской культуры, научные исторические исследования. В их библиотеке я видела полки, заставленные уже вышедшими книгами.
В Филадельфии, в одной из аудиторий Пенсильванского университета, я встретилась с несколькими преподавателями-гуманитариями. Инициатором этой встречи стал руководитель здешнего армяноведческого центра профессор Вардан Григорян. Он был из Ирана и соединял в себе жар Востока с вполне западной деловитостью. В таком же центре в Калифорнийском университете у меня тоже состоялась встреча, однако там присутствовали лишь профессора и десятка два студентов— все армяне. В Филадельфии дело было организовано поосновательнее, пошире. Собирались профессора и преподаватели с разных кафедр. Если не ошибаюсь, они впервые встретились с писателем из Советской Армении. Беседа, которая поначалу была довольно-таки пресной и вялой, потихоньку изменила температуру. Специалист по русской литературе, естественно, владел русским, и это помогло мне «выйти на орбиту» без ракетоносителя, то есть без переводчика. Мой собеседник, хотя и прекрасно знал язык, был все же не такой уж мастак в живой, разговорной речи, и это само по себе давало мне шансы для удачного «полета». Трудней было с европейской литературой, но тут на помощь мне пришел сам ' Шекспир. Когда я сказала профессору американцу, что у нас в Армении Шекспир отлично переведен уже сто лет назад и так вошел в обиход, что в деревнях полно Гамлетов, Ромео и Джульетт — пастухов, водителей, доярок, продавщиц, — мои академические собеседники несказанно оживились. И уже всерьез я прочла свое стихотворение «Быть или не быть», которое тут же, с ходу, перевели. Слушателям пришлась по душе мысль стихотворения, а преподаватель-араб, красивый, несколько позирующий человек, кажется из Египта, который тоже был поэтом и поначалу весьма скептически отнесся к своему армянскому собрату, точнее — «сосестре» по перу, вдруг воодушевился и захотел моего «Гамлета» из села Аштарак заставить говорить по-арабски. Я, конечно, обрадовалась, все вокруг поддержали энтузиазм арабского коллеги. Я тут же пообещала вручить ему стихотворение. Вардан Григорян пообещал немедля сделать подстрочный перевод, все мы друг другу что-то обещали, но ни одно из этих обещаний не было выполнено. Честно говоря, нередко и такое бывает: даже в ту самую минуту, когда мы обещаем, чувствуем, что не выполним, не сумеем, и все же верим в эти обещания. Но все равно остается радость той пролетевшей минуты, ее наполненность, которая сама по себе тоже, наверное, чего-то стоит… Только все-таки следует различать, где, как гоь^рится, бескорыстная, «святая ложь», а где просто злая, лживая ложь, обман.