Он улыбнулся Джеку и послюнил пальцы, чтобы подкрутить кончики усов.
– Никакой тайны тут нет, – произнес он. – Ваш отец это знает, и я знаю.
Джек кивнул.
– Сколько можно проработать на трапеции? – спросил он.
– Лет до двадцати пяти, или вроде того, – задумчиво ответил Дэвид. – Зависит, для начала, от того, насколько человек подготовлен. Я голодал и болел почти всю жизнь. Не думаю, что у меня получится много работать после тридцати.
– Тяжелая это жизнь, – сказала я, глядя на него.
Лицо у него разрумянилось, великолепные усы завивались и пушились. Но мешки под глазами были глубокими и темными.
– А разве не в любом ремесле тяжело? – спросил он меня; и я кивнула, услышав эхо собственного полуголодного существования.
– Так! – внезапно приободрился Дэвид. – За работу.
Он велел Джеку делать упражнения, пятьсот шагов бега на месте, а потом лечь и отжиматься. Дал Дэнди металлический шест и приказал бежать на месте, держа его перед собой, потом над головой, а потом поднимать и опускать его на бегу. А меня он взял за талию и поднял, так что мои пальцы сомкнулись на гладкой и твердой перекладине низко висевшей трапеции.
Пока я висела, как озадаченная летучая мышь, он отступил назад и велел мне поднять ноги и с силой ими махнуть. Я так и сделала, и перекладина качнулась вперед.
– Держи ноги вместе! Пусть качели тебя сами отнесут назад! – крикнул он. – А теперь – на противоходе, когда качели пойдут назад, выставь задницу, напряги сомкнутые ноги – и! Мах!
Он снова и снова подавал мне команды, и амбар словно ушел в тень, пропали потные лица Джека и Дэнди, и с ними пропал мой страх, остался только голос, повторявший: «Давай!» – и мое раздражающе медленное тело, опаздывавшее ударить ногами, чтобы качнуться вперед, выгибалось, как корабельный нос.
Я никак не могла быстро и плавно опустить ноги. Каждый раз, когда Дэвид говорил: «Давай!» – я понимала, что опаздываю, что делаю все слишком медленно. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой толстой, неуклюжей и неловкой. Когда качели несли меня вперед, я не успевала достаточно быстро и высоко размахнуть ноги, чтобы хватило для толчка. Я работала, пока едва не расплакалась от разочарования и страстного осознания, что я могу справиться, что я в паре ленивых мускулов от того, чтобы у меня получилось, пока Дэвид нежно не сказал:
– Хватит, Меридон. Отдохни.
Я покачала головой, но когда качели остановились, почувствовала, что руки болят от усталости. Отпустив перекладину, я приземлилась и тут же села. Дэнди и Джек смотрели на меня, а Дэвид загадочно улыбался.
– Тебе это нравится, – уверенно сказал он.
Я грустно кивнула.
– У меня почти получилось! – разъяренно воскликнула я. – Я просто не могу махнуть в нужный момент.
– Я попробую, – предложил Джек, поднимаясь с пола.
Его ладони и запястья были облеплены опилками, и он их отряхнул. Я отошла в сторону и села на пятки, глядя на него. Плечи ныли от напряжения, а натруженный живот дрожал. Руки и ноги тряслись, но то было трепещущее веселье утомленных мышц и звенящий восторг от того, что тело мое приспосабливалось к новому навыку.
Я злилась на себя за то, что не попала в ритм, но порадовалась, что у меня вышло лучше, чем у Джека. Меня несколько месяцев бесило то, как легко он может стоять на спине Пролески, в то время как я все еще вынуждена опираться на его плечо или цепляться за повод, чтобы сохранить равновесие. Дэвид отсчитывал для него ритм, но Джек и близко не попал. Он свалился с трапеции красный, ругаясь себе под нос. Один спокойный взгляд голубых глаз Дэвида заставил его примолкнуть, но он направился к вбитой в стену перекладине и стал подтягиваться в раздраженном молчании.
Дэнди выступила вперед.
– Моя очередь? – спросила она Дэвида.
– Твоя, – сказал он и взялся большими ладонями за тонкую талию Дэнди, чтобы ее поднять.
У нее получалось лучше, чем у Джека. Чувство ритма у нее было врожденное, как способность к танцам, и она смогла качаться вместе с трапецией вперед и назад, а не бороться с ней. Из-за поднятых рук ее рубашка натянулась на груди, и я взглянула, смотрит ли на нее Дэвид. Он не смотрел. Он следил, как она взмахивает ногами, стараясь раскачивать трапецию вперед и назад. Я тихонько улыбнулась. Дэвида мне бояться было нечего. Он мог заметить, как Дэнди хороша, но не тот он был человек, чтобы сходить по ней с ума. Он не забыл бы, что у него тут работа и, если он выполнит ее правильно, его ждет небольшое состояние.
Мы так и вкалывали все утро, пока Уильям не пришел звать нас завтракать. Ели мы так, словно оголодали, миссис Гривз приносила поднос за подносом – свежие булочки с домашним маслом, ветчину, говядину и сыр. Джек и Дэвид выпили по несколько пинт эля, а мы с Дэнди пили воду. Но и после этого я не смогла устоять и стащила из миски яблоко, когда проходила мимо валлийского буфета на обратном пути.