Дэвид объявил, что час мы будем отдыхать, пока он проверит оснастку, и Дэнди отправилась шарить в вещах Джека, чтобы найти что-нибудь покрасивее, а мы с Джеком пошли проведать пони. Убедившись, что пони в добром здравии, напоив их и набросав сена в кормушки, мы услышали, что на церкви бьют часы и нам пора возвращаться в амбар.
Там уже трудился кузнец, устанавливая подержанную печку: выводил трубу через дыру в стене. Я отметила про себя, с какой скоростью исполняются требования Дэвида; но ничего не сказала.
Дэнди и Джек страстно хотели забраться по качающейся лестнице на верхнюю платформу, и Дэвид разрешил им. Он показал Джеку, как держать лестницу, пока Дэнди забиралась наверх, наступив на нижнюю ступеньку и придерживая ее своим весом, а потом держал лестницу, пока поднимался Джек. Я сидела в углу амбара, как неоперившийся птенец, и наблюдала за ними сквозь пальцы. Я не посмела отвести руки от лица. Дэвид любезно не обратил на меня внимания.
Он показал им, как забираться по лестнице, с пятки на носок, на всю ее качающуюся высоту. И тихонько рассмеялся, когда Дэнди крикнула сверху, что уже задохнулась, поднявшись на двадцать пять ступенек.
– Так упражняйся! – сказал он. – Если собираешься стать Мадемуазель Дэнди, Ангелом без Крыльев, должно казаться, что ты взлетаешь по лестнице. А не ковыляешь, как утка с подрезанными крыльями!
Он поднялся по лестнице за Джеком – для него лестницу некому было подержать, но он, казалось, действительно взбежал вверх по ступенькам, так быстро у него это вышло. Я подглядывала за ними сквозь пальцы, они стояли так высоко, что меня тошнило, и я слышала лишь часть его тихих указаний. Он не забыл и обо мне, потому что крикнул, чтобы меня предупредить:
– Меридон, я учу их падать на сетку, так что ты увидишь, как мы падаем, но с нами ничего не случится.
Я убрала руки от лица, чтобы он увидел, как я кивну в знак согласия. Я даже смотрела, как он крепко взялся за перекладину трапеции и шагнул с маленькой площадки, легонько качнувшись вперед, и дал качелям остановиться самим, полностью – а потом отпустил перекладину. Падая, он развернул ноги так, что упал на спину и плечи. Потом вскочил на ноги и пошел странной, подпрыгивающей, некрасивой походкой к краю сетки, откуда спрыгнул вниз.
– Вот так! – крикнул он. – Подожмите ноги, подбородок прижмите к груди, и ничего с вами не случится.
Где-то далеко кивнул побледневший Джек, он вытянул пастуший посох с крюком, поймал качающуюся трапецию и подтащил ее к себе. Я видела, как он взялся за перекладину, а потом мне пришлось закрыть глаза, потому что у него замерло лицо и я поняла, что он собирается с духом, чтобы шагнуть с площадки.
По звенящему звуку сетки я поняла, что он удачно приземлился – и в восторге закричал, обращаясь к Дэнди.
– Давай, Дэнди! Это здорово! Замечательное чувство. Даже лучше, чем ездить верхом! Падать страшно, но так здорово знать, что с тобой ничего не случится. Давай, Дэнди!
И тут во мне что-то сломалось.
– Не заставляй ее! Не заставляй! – завизжала я и взвилась с опилок на полу амбара.
Джек спрыгнул с сетки, повернулся и поймал меня, когда я на него бросилась.
– Не надо! Не надо! – повторяла я.
Я была не в себе, сама не понимала, что говорю. Руки мои сжались в кулаки, и я едва не ударила Джека в лицо, но он отбил удар.
– Не заставляй ее! – снова взвизгнула я. – Это опасно!
Джек не мог со мной справиться, но Дэвид, на добрый фут выше его ростом и куда тяжелее, сгреб меня и крепко обнял, прижав мои руки к бокам.
– Это не опасно, – шепнул он мне на ухо. – Я бы не позволил твоей сестре пострадать. Я не дал бы ей подняться, если бы думал, что ей что-то угрожает. Я хочу, чтобы у нее все было хорошо, как и ты. Она хочет выучиться этому трюку. Ты не должна думать только о себе и мешать ей идти своим путем.
– Это небезопасно! – сказала я.
Я плакала в безнадежной попытке его убедить.
– Это небезопасно! Я знаю! Я цыганка! У меня Глаз! Для нее это опасно!
Он развернул меня к себе лицом и всмотрелся в него – безумное, мокрое.
– А что для нее не опасно? – нежно спросил он. – Она выбрала этот путь. Могла бы выбрать хуже.
Это заставило меня замолчать. Если Дэнди нравятся аплодисменты сотен людей и мысль получать когда-нибудь свою долю прибыли, она не станет гоняться за незнакомцами и позволять им запускать руки себе под юбку за пенни. Если я хоть сколько-нибудь знала Дэнди, она обучится манерам и приличиям, как только станет Мадемуазель Дэнди. Роберт Гауер уж точно тогда убережет свое вложение от мужчин, которые могут ей навредить, в этом на него можно было положиться. И он точно не бросит ее посреди дороги, стань она обученной артисткой, которую любой владелец балагана в мире с руками оторвет.