Сакстус, Флэгг и аббат бросились туда, выкрикивая на бегу:
— Все в дом! Быстрее!
Загасив огонь, Флэгг и Сакстус кинулись на стену. Раф Кисточка был уже там. Он натягивал тетиву лука, целясь в толпу довольно ухмылявшихся крыс, сновавших на равнине вокруг костра.
Но стрела не долетела до крыс, вызвав среди них целую бурю веселья. Сакстус, Раф и Флэгг молча наблюдали, как Острозуб поднес к огню обмотанный сухой травой камень. Снаряд мгновенно вспыхнул. Тогда пират, схватившись за привязанную к камню веревку, принялся раскручивать его над головой. Пламенеющий шар вертелся все быстрее и быстрее. Наконец Острозуб выпустил веревку, и снаряд кометой взмыл в воздух.
Друзьям ничего не оставалось как стоять, провожая горящий шар глазами. К счастью, он угодил прямо в аббатский пруд, поднял фонтан брызг, зашипел и потух.
Друзья лишь смущенно переглядывались. Тем временем над ними пронесся еще один снаряд. На этот рал камень пустил Клыкач. Огненный шар попал в недостроенную колокольню, и пламя мгновенно охватило деревянные леса.
Сакстус опрометью бросился вниз.
— Нам срочно нужен отряд для борьбы с огнем, — прокричал он на бегу.
— Да, — растерянно пробормотал Флэгг. — Против этих штуковин трудновато будет бороться.
Сумерки сгущались, но все оставалось по-прежнему.
Крысы упорно посылали в аббатство горящие снаряды: невозможно было предугадать, откуда прилетит объятый пламенем камень и где он упадет. То там, то здесь вспыхивали пожары. Флэгг, Сакстус и их пожарная команда чуть не падали от усталости, их изъеденные дымом глаза покраснели и воспалились. Наконец наступило короткое затишье, и пожарные решили выпить мятного чая. Раф Кисточка и его отряд остались в карауле, чтобы предупредить о появлении новых зловещих комет.
— Эй, внизу! — раздался голос Рафа. — Летит! Прямо у меня над ухом просвистел!
Пожарные, подобрав полы своих одеяний, бросились к главным воротам, куда упал снаряд. Сакстус споткнулся и растянулся во весь рост. На мгновение он замер, опустив распухшие веки и зарывшись опаленной мордой в мягкую траву. Но вдруг до слуха его донесся легкий шорох, и он вскинул голову. Опять тот же шорох. Мышонок вскочил и бросился на шум. Кто-то копошился возле северной налитки. Теперь Сакстус ясно различал голоса.
— Слышь, да неужто они уже спать полегли?
— Вроде рано еще, старина. И то сказать, когда у стен враги, не больно сладко спится.
— Ей-ей, этот славный фейерверк мешает задавать храпака. Ухухахуха!
— Рози, старушка, будь добра, не гогочи так над моим несчастным ухом, а то я оглохну по твоей милости. Слышь, не могла бы ты покамест не хохотать, а? Или про себя смейся, что ли!
— Ох, Клэри, старый ты зануда, так вот! Если я не посмеюсь хорошенько, просто раздуюсь и лопну.
— Хм, вот будет потеря!
— Ухахуха! Ох, Тим, умора с тобой!
Сакстус подбежал к калитке и отпер ее. Крысы не умели так смеяться.
26
В блекнувшем сумеречном свете четверо путников вскарабкались на высокий холм, отсюда их глазам открылся захватывающий вид. У подножия холма расстилался бескрайний скалистый берег. Волны набегали одна за другой и лизали камни своими пенистыми языками; солнце коснулось бирюзовой морской глади и повсюду бросало багряные отблески, окрашивая воду в радужно-зеленые оттенки.
Дандин и Дарри впервые видели море. Здесь, перед этими необъятными просторами, оба замерли, потрясенные чудесным зрелищем. У Дарри от изумления подогнулись лапы, и он уселся на вершине холма.
— Уж чего-чего, а воды я на своем веку насмотрелся — и аббатский пруд видел, и ту речку, где меня чуть не слопали щуки. Но такое… Кажись, мог бы всю жизнь смотреть на эту красотищу, да только у меня, горемыки, глаз не хватит.
Друзья спустились с холма на берег и обнаружили, что камни, которые они заметили сверху, на самом деле оказались огромными глыбами горных пород; путники блуждали между ними, как в лабиринте.
Тарквин запрокинул голову, чтобы лучше рассмотреть каменные монолиты.
— Слышь, ребята, не мешало бы нам выбрать местечко для ночлега, так вот!
— Если остановитесь здесь, на берегу, ночью вас смоет приливом. — Откуда ни возьмись, появился незнакомец — полевая мышь, толстяк почтенных лет. Он приветливо улыбался, поглядывая поверх огромных квадратных очков. — Меня зовут Боббо.
Со старомодной учтивостью, присущей зайцам, Тарквин отвесил ему поклон:
— Добрый вечер, Боббо. Позволь представиться…
Пока Тарквин по всем правилам хорошего тона представлял себя и друзей, Мэриел размышляла о том, чего ждать от нового знакомого. Боббо тяжело опирался на сучковатую палку, служившую ему тростью. Наряд его состоял из линялого бархатного сюртука, вместо кушака перехваченного длинной высушенной водорослью. Мигая подслеповатыми глазками, он махнул палкой в сторону ближайшей скалы:
— Идем со мной, если хотите. Вижу, вы устали.
У Боббо будете как дома.
Друзья успели проникнуться доверием к этому безобидному старому чудаку и без колебаний приняли приглашение. В гости к Боббо пришлось карабкаться по каменным выступам, образовавшим нечто вроде огромной лестницы. Жилище Боббо было расположено высоко и скале и оказалось просторной пещерой.
В костре ярко рдели угли, освещая темные своды и разгоняя мрак по углам; на стенах пещеры висели самодельные сети и какие-то необычные предметы, по всей видимости обломки дерева, выброшенные морем, обточенные водой и песком. Сиденьями служили тростниковые циновки, а от потемневшего котелка, висевшего над огнем на треножнике, исходил вкусный запах. Боббо взял поварешку и деловито помешал свое варево:
— Это похлебка из креветок и морской капусты. Я покрошил туда немного зелени. Но, как говорится, чем богаты…
Радушный хозяин попросил гостей устраиваться поудобнее и дал каждому по большой раковине моллюска — они заменяли тарелки.
Дарри чуть было не уселся на маленького желтого тритона, который испуганно юркнул прочь и замер на каменном выступе в глубине пещеры. Оттуда он пристально наблюдал за гостями — глаза его мигали, а горло беспрестанно пульсировало. Боббо извлек из котелка несколько вареных креветок и положил перед тритоном.
— Это самое мирное создание. Приливом его забросило на скалы. Я зову его Фирл. Говорить он, правда, не мастер, зато слушает отменно, правда, Фирл?
Маленький тритон лишь мигнул и принялся за еду.
Боббо добавил в огонь еще хвороста.
— Ночь впереди длинная. А я долго сидел здесь один-одинешенек, очень долго. Страсть до чего хочется поговорить вволю. Давайте-ка прежде я расскажу вам, как занесло меня на этот дикий берег. А уж после вы мне поведаете, кто вы такие, куда путь держите и зачем дом покинули.
Наступил час прилива, и волны хлынули на берег, заваленный огромными глыбами; отшлифованные морем камни скрылись в пенных водоворотах. Ветер с глухим стоном рыскал по затопленному прибрежному лабиринту. А наверху, в уютной пещере Боббо, друзья, разомлев от тепла, слушали рассказ гостеприимного хозяина. Боббо говорил размеренно и неспешно, и усталые путники поневоле начали клевать носом.
— То было давно, очень давно. Много воды утекло с тех пор. Был я тогда гребцом на корабле крыс-пиратов.
Попал я к ним еще мышонком. Ничего не помню — ни отца, ни матери, ни родного дома, ни даже своего настоящего имени. С ранних лет я знал только море, волны, корабль, цепи да весла. Как-то раз поднялся страшный шторм. Волны перехлестывали через борт и заливали палубу. Корабль швыряло из стороны в сторону. А мы, прикованные к веслам, гребли из последних сил, хотя спины наши ныли от усталости, а в глазах темнело от голода.