Черноклюв величаво повернулся в сторону лифтовой двери, но опередил, как всегда, живой и быстрый Бабурнин: не глядя, ткнул пальцем точно в кнопку вызова лифта и продолжал с прежним напором:
– Отличие нашего времени в том, что впервые за все века и тысячелетия... да-да, впервые!.. умные не восхотели тянуть за собой из века в век всю эту инертную тупую массу!
Черноклюв хмыкнул.
– Умные и красивые это мы, конечно? И ещё благородные, да? Раньше простой народ был нужен, а теперь вот всё, стал обузой. И надо элегантно избавляться?
В глубине шахты глухо громыхнуло, звякнуло, заскрипело так натужно, словно всю грузоподъемную машину по перемещению на специальных платформах, передвигающихся по жёстким направляющим, как назвал изобревший её Архимед, построили и ввели в эксплуатацию во времена Временного правительства.
– Элегантно, – возразил Бабурнин, – это гейство, чайдфри, инцелы, фемцелы и прочее трансгендерство. Якобы всё в наших руках, но это полумеры, да и то слабенькие. А вот снаппером нащупали верный ход.
Он с победным блеском в глазах обернулся ко мне. Я буркнул, краем глаза держа мужчину у окна:
– А с чьих рук сделан этот ход?
Он криво ухмыльнулся.
– Одно знаю точно, это дело рук худых.
– Среди худых не только ученый люд, – сказал Черноклюв задумчиво. – Спортсмены тоже обезжиренные, а мозги у них, как у трилобитов. Гусар Бабурнин, молчать!.. И цели у спортсменов те же: заработать сто миллионов, а потом пить, жрать и трахать звезд.
Грохот, скрип и лязг приближались, я уже ждал, что вот громыхнет, кабинка остановится, двери распахнулся, но лязг ушел выше, ладно, там ещё этажи, это первый раз, когда я выбрал квартиру не на самом верхнем. Так подсказали в риэлтерской конторе, когда узнали во мне главу политической партии, пусть и с ничтожным влиянием.
Бабурнин вздохнул, Черноклюв в самом начале прервал нехитрую задумку назвать его трилобитом, возразил тем не менее с жаром:
– Когда наша партия придет во власть, мы запретим называть звездами актеров, спортсменов и всяких там блогеров!.. Звездами могут быть только ученые и деятели культурки!..
Что он несет, мелькнуло у меня тревожное, тот мужик всё пишет, а его куратор может в живом эфире смотреть и слушать, как мы готовы взорвать всю демократию.
Черноклюв мощно хмыкнул, добавил с ядовитым сочувствием:
– Не быть тебе диктатором. Даже самый, что ни есть, не говорит откровенно, что собирается сделать, а несет ту же пургу о демократии и благе простого и до омерзения простого народа. А вот наш шеф, да…
Он внимательно посмотрел на меня. Бабурнин тоже осмотрел меня с головы до ног, словно собирался выставить на торг солидных женихов, заявил:
– Да, и ростом хорош.
– И очки не носит, – добавил Черноклюв. – Если в очках, какой он президент? Простой народ не любит очкариков. Вдруг президент в очках из умных?
Лифт постоял наверху, поскрипел, затем двинулся вниз. На нашем этаже остановился, дверцы с неохотой пошли в стороны. В кабинке двое толстяков, по голодным глазам видно, что на диете, такое выражение, что сразу хочется дать булочку.
– Не влезем, – буркнул Черноклюв, и толстяк с облегчением ткнул пальцем в кнопку нижнего этажа.
Оба малость поржали, я тоже кисло улыбался, ясно же, что нас пишут, а потом будут разбирать в кабинетах, что мы сказали и какое у каждого при этом выражение.
– Наши шансы, – сказал я громко, – даже с неожиданной помощью пандемии слабоваты. Хотя в Госдуму пройдем однозначно, проходной балл уже набрали. Но это наш максимум.
Черноклюв и Бабурнин смотрят с удивлением, чего это вдруг я вылил им на головы цистерну холодной воды, обычно сам залетаю выше облаков, их тоже поощрял мыслить шире и не страшиться барьеров, сегодня они есть, а завтра уже миниюбки и секс без обязательств, так что призадумались, старый ворон зря не каркнет.
Оба ощутили, что сегодня прощаемся что-то совсем уж, словно расходимся в опасные заполярные экспедиции вроде папанинцев или челюскинцев.
Когда лифт с ними ушел, я вернулся в квартиру, в груди словно тяжёлый холодный камень из зоны вечной мерзлоты, что всё тает и никак не растает.
В отличие от Бабурнина и Черноклюва я понимаю, что если снаппер не оборвется так же резко, как и начался, то у нашей партии есть все шансы обойти даже «Волю простого народа», а это значит, мне нужно будет баллотироваться на пост президента.
А готов ли я? Ну, по уровню интеллекта да, готов и могу, но у меня слишком завышенные требования к человечеству, о чем не говорю даже близким соратникам.