Я взглянул с некоторым сомнением, всё-таки этот глава Администрации достался от старой власти, вернее, от прошлой, по идее надо бы сменить на «своего», но пока что никого не вижу, чтобы составил ему конкуренцию.
В правительстве знает всех и вся, и, как понимаю, пока что готов выполнять все мои запросы. То ли исполнительность у него в крови, то ли взгляды недалеко ушли от наших трансгуманистических?
Он увидел, что смотрю в упор, сказал негромко, но с настойчивостью в голосе:
– Господин президент, пресса собралась в Георгиевском зале.
Я поднялся.
– Хорошо, идем. Кстати, кто должен меня сопровождать, ты или Маковея?
Он позволил себе едва заметную улыбку.
– Это не важно, разберетесь. Вернее, мы сами разберемся. Думайте о высоком.
В коридоре застывшие гвардейцы в парадно-попугаистой форме, прочий народ уже понял, что президент из тех, кто любит работать и требует того же от сотрудников, потому нужно её хотя бы изображать, а в коридорах и курилках это не получится.
Я со стесненным сердцем шел по красной ковровой дорожке вдоль бесконечно длинного коридора, каким показался мне, с высоким потолком, светлым с золотыми ручками дверей справа и слева, круглыми блямбами на стенах, это для красоты и величия, как его понимали в прошлое время.
Коридор, правда, узковат, здание выстроено в период гнусной монархии, тогда были такие нормы, сейчас же приходится всё красить в светлые тона, а под потолком размещать мощные люстры, ибо коридор в тёмных тонах выглядел бы ещё мрачнее и негостеприимнее.
Малыгин почтительно и умело подсказывал куда и где сворачивать, я заметил, что все помещения, от коридоров до торжественных залов, выдержаны в консервативном стиле, как и люди. Вообще человек прошлой эпохи выглядит больше достойным доверия, потому здесь не встретишь щеголяющего в удобных джинсах и кроссовках, только тщательно подобранные костюмы, от которых веет старорежимными временами, и такие же регламентированные галстуки с расцветками от и до, но ни шагу за край.
– Вот сюда, господин президент…
Он чуть забежал вперед и распахнул передо мной дверь. Он ещё только взялся за ручку, я уже ощутил какой вулкан страстей бушует по ту сторону, а зал открылся, увидел немаленький зал, выдержан в светлых тонах, хотя на стенах та же лепка золотом, что должно навеять чувство спокойствия и удовлетворения, однако собравшиеся уже взвинчены, уже орут друг на друга, но затихли и повернулись в мою сторону, едва увидели, как я вошел и быстро направился к трибуне с микрофоном.
Журналистов снаппер пощадил, отметил я на ходу, разве что кучу диванных блогеров убрал, но этих вот, которых, как и волка, ноги кормят, не тронул, сейчас зал кипит, как море в момент землетрясения,
Я быстро переместился на нужную сторону трибуны, папку с бумагами положил рядом с микрофоном, для меня она как четки для мусульманина, сказал быстро и как можно увереннее, чуть ли не жизнерадостно, я же теперь политик
– Здравствуйте! Я рад, что удалось собраться так быстро, но время такое, нужно успеть за неделю сделать то, на что раньше уходили годы.
Милетцер, его узнал, часто мелькает на Первом канале, не то блогер, не то диванный аналитик, поднялся, красивый и с благородной сединой на висках, импозантный, сказал очень вежливо и предельно учтивым тоном:
– Господин президент, вы возглавляли партию трансгуманистов, значит ли это, что в руководстве правительства будут резкие изменения?
Я кивнул, он сел, я ответил так же вежливо и благожелательно:
– Резкие нам не нужны, но изменения, естественно, будут. И дело не только в снаппере, хотя он внес хаос и сумятицу по всей планете, а в том, что мир стремительно двигается к сингулярности. Если не ускоримся, то останемся среди обреченных стран. А это даже не страны третьего мира, это гораздо хуже.
По рядам пронесся едва слышный ропот, кто-то требовал прояснить термин «обреченные страны», большинство хмурятся и смотрят чуть ли не с ненавистью, как на обнаглевшего выскочку, который сорвал джек-пот, а тут я и сам подтверждаю, что да, я революционер, всё здесь переверну и установлю законы шариата, других вариантов не видят да те и не так журналистам интересны.