В феврале 1934 года Глэдис все еще жила в собственном мире, пребывая в депрессии, хотя у нее и не было выраженных симптомов психоза: причиной неспособности Глэдис адекватно реагировать на реалии окружающего мира был скорее ее образ жизни в прошлом (и наверняка также чувство вины и раскаяния из-за того, что она бросила собственных детей), нежели фактическая душевная болезнь. Кроме того, она несла на себе нелегкий труд по ведению домашнего хозяйства, хотя и работала шесть дней в неделю, а также пыталась постичь своего самого младшего ребенка, девочку, которая до сих пор была ей чужда. Иными словами, ее надежды на будущее внезапно столкнулись с прошлым, и даже более того — с горькими угрызениями совести из-за прежнего стиля жизни и из-за того, что она забросила Норму Джин в раннем детстве. Помимо всего указанного, временами Глэдис чрезмерно пила — как многие люди после того, как с шумом откупорили бутылки и бочки, дабы отметить конец сухого закона, — и алкоголь мог вступить в опасную для организма реакцию с каким-нибудь успокоительным средством.
Конечно же, в этом состоянии Глэдис нуждалась в более квалифицированной врачебной помощи, а получение консультации психолога или психиатра было в то время в Лос-Анджелесе весьма непростым делом. Убежденность в сумасшествии, при странных обстоятельствах укоренившаяся в доме вскоре после этого, стала бесспорной и неопровержимой истиной только гораздо позднее; перед этим все было не более чем нехитрой повестушкой, на скорую року склепанной несравненными агентами нашей кинозвезды по связям с прессой вкупе с великолепным репортером и легендарным писателем, которые приняли решение создать голливудскую сказочку в голливудском же стиле.
«Врач, прописавший ей лекарства, не мог знать, как они подействуют на Глэдис, и в 1935 году все полагали, что ее состояние носит необратимый характер, — вспоминает Элинор Годдард. — О попытке совладать со своими проблемами, чтобы продолжать воспитывать Норму Джин, вообще не было даже речи. А ведь до этого момента она справлялась со всеми делами действительно великолепно».
Итак, в начале 1934 года Глэдис Перл Монро Бейкер Мортенсен, которой еще не исполнилось тридцать два года, была помещена в санаторий, расположенный в Санта-Монике. Успокоившаяся и одинокая, она оставалась там несколько месяцев, прежде чем ее перевезли в Лос-Анджелес и положили в общедоступную больницу обычного типа, откуда ей время от времени давали «увольнительную» на уик-энды с целью проверить способность пациентки совладать с «действительностью» (это слово использовано в одном из нескольких сохранившихся медицинских заключений, относящихся к тому периоду)[37]. Глэдис, которой никогда не предоставлялся специализированный психиатрический уход, постепенно замыкалась в мрачном и пустынном мире собственного воображения. А тем временем бездетная, неспокойная и опасная Грейс Мак-Ки охотно возложила на себя заботу о дочери своей подруги — она стала уже третьим за восемь лет лицом, выполняющим функции матери Нормы Джин.
На протяжении большего времени 1934 года Норма Джин оставалась на Эрбол-драйв, где ею занимались Эткинсоны; однако их плотно контролировала Грейс, которая была там почти ежедневным гостем. В жизнь Нормы снова пришли огромные перемены и новые надежды, вызывавшие у нее беспокойство, а вместе с ними появились совсем другие эталоны поведения, которым она должна была подчиниться. Ида Болендер считала кинозвезд и мир, в котором те вращались, грешными; когда Норма Джин однажды похвалилась Иде, что мать взяла ее с собой в кино, та высказалась, что это, мол, опасное развлечение. Потом Глэдис внушила Норме Джин убеждение, что кинематограф — всего лишь невинная забава; и слава Богу, потому что со временем он ее обильно возблагодарил.
Грейс, однако, пошла еще дальше. Она считала, что не следует ни осуждать просмотр кинофильмов, ни ограничиваться обозреванием Клары Боу[38]или Джин Харлоу — нужно их добросовестно имитировать. В голове девочки, еще не достигшей восьми лет, те системы ценностей, которые ей поочередно приходилось принимать и к которым нужно было приноравливаться, создавали невероятную путаницу и порождали огромные противоречия. Таким образом, детство Нормы Джин оказалось в большой мере заполненным сплошной полосой противоречий, следствием которых могло явиться порожденное в ней чувство вины. Приличная барышня, сформированная Идой Болендер, старалась избежать всяческих фривольностей и жить в соответствии с принципами строгой морали. Ребенок, которого навещала Глэдис, стремился развеселить мать, утешить ее и понравиться ей. А вот девочку, которой стала заниматься Грейс, призывали отбросить все это и стать совершенно другим существом — придуманным персонажем, которого воспитает и которым станет руководить сама Грейс Мак-Ки. До 1934 года Грейс изливала свои материнские чувства (и изрядные деньги) на двух собственных племянниц. Позднее эти девочки перебрались в Нью-Йорк. Печаль, которую вызвал в Грейс Мак-Ки разъезд с Глэдис, неожиданно переменилась в улыбку фортуны — вдруг у нее появился ребенок, которого она могла воспитывать и лепить по собственному усмотрению.
37
Глэдис Монро, медицинское заключение из больницы Лос-Анджелеса, датированное октябрем 1934 года: «Миссис Монро [именно так!] после четырехдневного визита в семью добровольно возвратилась в больницу. Находится в состоянии сильного возбуждения. Направлена д-ром Феллоуз к д-ру...» Это единственный фрагмент, который удалось расшифровать из разодранной и пожелтевшей истории болезни, которую хранила Мэрилин Монро. — Прим. автора.
38
Эта актриса не считается сейчас знаменитой; в истории кино осталась, пожалуй, лишь ее далекая от секса роль в зрелищной картине специализировавшегося на авиационной тематике режиссера Уильяма Уэлмана «Крылья» (1927) о военных пилотах, где в эпизодической роли снимался Гари Купер.