Я всех их встречала. Их окружал ореол фальши и неудач. Одни были злобные, другие — мошенники. Но это был единственный доступный путь приблизиться к кино, хотя было совершенно ясно, что они были так же далеки от кино, как Земля от Марса. И вот ты садилась с ними за стол, слушала их враки, обсуждала фальшивые проекты, и ты видела Голливуд их глазами — переполненный бордель, веселая карусель с кроватями вместо деревянных лошадей.
Среди фальшивых и провалившихся случались также и бывшие. По большей части актеры и актрисы, выпавшие из обоймы — никто не знал, как и почему это случилось, и прежде всего не знали они сами. Все они, конечно, играли «главные роли», в их альбомах было множество кинокадров и автографов. Из них так и сыпались разного рода истории о встречах с Голдвином, Зануком, Майером, Селзником, Шенком, Уорнером, Коном16. Они отирались вокруг этих деятелей и вели о них долгие разговоры. Часами, сидя в дешевом кафе за кружкой пива, они вспоминали великих мира сего, называя их по именам: «Сэм сказал мне», «Я объяснил Л Б» (Льюис Б. Майер. —В.Г.), «Никогда не забуду восторга Дэррила» (Занук. — В.Г.) после просмотра отснятого материала»...
Когда я вспоминаю этот отчаявшийся, лживый, охотящийся за каждой копейкой Голливуд, который я знала всего только несколько лет назад, у меня возникает ностальгия по прошлому. Это было гораздо более человечное место, чем те райские кущи, что я вымечтала и нашла. Люди, обитавшие в том мире, все эти дутые фигуры и неудачники, были на самом деле гораздо более колоритны, чем великие продюсеры и режиссеры или знаменитые актеры, которых мне довелось вскоре узнать.
Даже мошенники, которые раскидывали вокруг меня сети и устраивали ловушки, кажутся мне более приятными и добродушными типами. Вот, например, фотограф Гарри, снимавший меня, когда у него появлялись денежки, чтобы купить пленку.
«Я знаю одного действительно «горячего» агента, который просто без ума от тебя, — однажды подкатился ко мне Гарри. — Он увидел одно твое фото, и у него прямо-таки крыша поехала. И он не прохиндей какой-нибудь. Он был большим человеком в Будапеште».
«Что значит «большой человек», Гарри?»
«Продюсер. Тебе знакомо такое имя — Рейнгардт?»17
«О, да!»
«Так вот, он был вторым после Рейнгардта, — пояснил Гарри. — Тебе он понравится. Он мыслит крупными категориями».
На следующий вечер мы втроем сидели в дешевом кафе. Владелец заведения прекрасно знал, что нам не нужен официант: мы с Гарри не раз здесь бывали. Третий человек за нашим столиком, мистер Ласло, с точки зрения владельца также не представлял интереса. Мистер Ласло был толст, небрит, лыс, со слезящимися глазками. Воротничок его рубашки немного протерся. Но он был отличным собеседником. Он говорил с потрясающим акцентом. Трудно было представить, что такой высококультурный человек мог быть не удел. Но я знала, что это именно так, иначе он не сидел бы здесь с Гарри и со мной.
«Значит, ты хочешь стать знаменитой актрисой?» — спросил он.
Я кивнула.
«Отлично, — продолжал мистер Ласло. — А что ты скажешь, если ты не только станешь знаменитой, но у тебя будет своя собственная студия и ты будешь сниматься только в картинах самого высокого класса. Никакого ширпотреба, только искусство, настоящее искусство».
«Это было бы прекрасно», — согласилась я.
«Хорошо. Теперь я знаю, чего ты хочешь».
«Подожди, пока не услышишь его идею, — сказал Гарри. — Я тебе говорил, что он мыслит по-крупному».
«В Будапеште, — начал свой рассказ мистер Ласло, — если мне нужны были несколько тысяч долларов, я просто звонил в банк, и мне присылали вагон денег». Он погладил мою руку. «Ты красавица. Я хотел бы пригласить тебя на такой обед, какой я имел каждый вечер в Будапеште».
«Я уже пообедала», — сказала я.
«Тебе везет, — вздохнул мистер Ласло. — Но прежде чем перейти к делу, скажи мне, тебя действительно интересует мой проект?»
«Я еще не слышала, что вы предлагаете».
«Ты готова выйти замуж?» — спросил мистер Ласло.
«За кого?»
«За миллионера, — сказал мистер Ласло. — Он просил меня задать тебе этот вопрос».
«Он меня знает?»
«Он видел твои фотографии, — сказал мистер Ласло, — и выбрал тебя из пятидесяти претенденток».
«Я и не знала, что участвовала в конкурсе».
«Кроме шуток, — сказал Гарри. — Речь идет о серьезном финансировании».
«Джентльмену, который хочет на тебе жениться, — продолжал мистер Ласло, — семьдесят один год. У него высокое кровяное давление. И ни одного живого родственника. Он один на всем белом свете».
«Это звучит не слишком соблазнительно», — сказала я.
«Дитя мое, — проговорил мистер Ласло и взял мою руку. Его собственная рука дрожала от едва сдерживаемых эмоций. — Ты унаследуешь всё через шесть месяцев. А может, и раньше».
«Вы имеете в виду, что он умрет после свадьбы?»
«Стопроцентная гарантия!» — воскликнул мистер Ласло.
«Но ведь это похоже на убийство».
«Через полгода ты будешь вдовой с двумя миллионами долларов, — воскликнул мистер Ласло. — Ты возьмешь себе первый миллион, а второй мы разделим поровну с Гарри».
В ту ночь я не могла уснуть. Я бы никогда не вышла замуж или даже не согласилась встретиться с умирающим миллионером. Но было увлекательно просто думать о миллионе. Почти неделю я воображала себя в замке на холме с бассейном и сотней купальников.
Мистер Ласло был одним из самых симпатичных мелких мошенников, которых я встречала в те дни. Множество других были гораздо менее симпатичны. Один из таких — Джон Сильвестр.
Как-то в моей комнате зазвонил телефон.
«Это говорит Джон Сильвестр, — сказал некто, — вы меня не знаете, а я ищу актеров для мистера Сэмюэля Голдвина»18.
Я только успела проговорить дежурное: «Как поживаете?»
«Нам нужна девушка вашего типа для одной из сцен нового фильма Голдвина. Роль небольшая, но очень важная».
«Вы хотите встретиться сейчас же?» — спросила я.
«Да, я подхвачу вас через несколько минут. Я неподалеку. И мы поедем на киностудию».
«Я буду ждать внизу».
Я стояла у подъезда моего дома и дрожала от возбуждения. Вот наконец-то это случилось. Я не подведу. Пусть только они впустят меня, и никакие силы не заставят меня выйти оттуда. Важная роль! В фильме Сэма Голдвина! А он делает самые лучшие фильмы. И он создает кинозвезд.
Машина остановилась, человек средних лет улыбнулся мне.
«Садитесь, мисс Догерти», — сказал он.
Я села. Мы подъехали к задним воротам киностудии Голдвина.
«Я всегда пользуюсь этим входом, ближе и удобнее», — сказал мистер Сильвестр.
Часы показывали семь вечера, и вокруг не было ни души.
«Мы пройдем в мой кабинет, — сказал мистер Сильвестр, бережно держа меня под руку. — Там я вас послушаю».
Мы прошли вниз и по коридору. Мистер Сильвестр остановился перед какой-то дверью.
«Надеюсь, они не заперли дверь, — сказал он. — Нет, все еще открыто».
Я заметила, что табличка на двери гласила: «Дуган». «Мы с Дуганом делим эту комнату для прослушиваний», — объяснил мистер Сильвестр, поглаживая меня по спине.
Это был хорошо обставленный кабинет. Мистер Сильвестр попросил меня присесть на диван.
«Что вы хотите, чтобы я прочитала?» — спросила я.
Мистер Сильвестр взял со стола сценарий и передал мне. Первый раз в своей жизни я держала в руках настоящий киносценарий.
«Что именно вы хотите, чтобы я прочитала?» — От волнения я с трудом ворочала языком. Я думала: «Возьми себя в руки. Ты актриса. Твое лицо не должно дергаться».
«Попробуйте один из длинных монологов», — посоветовал мистер Сильвестр.
Я взглянула на него с удивлением. Казалось, он волновался не меньше меня. Я открыла текст и начала читать.
«Пожалуйста, приподнимите немного вашу юбку», — прервал меня мистер Сильвестр.
Я приподняла подол платья до колен и продолжала читать.
«Еще повыше, прошу вас», — повторил мистер Сильвестр.