— Оно расположено под дворцом. Кто-то должен сторожить его. Может быть, мне удастся внушить городским мальчишкам, что есть причины уважать русалок и даже дружить с ними. Я думаю, это было бы неплохим началом… — Она улыбнулась. — И к тому же… скоро придет лето. Венеция в солнечном свете — это так прекрасно!
— Лето! — воскликнула Мерле. Ну конечно! Как там они, Лето и Зима?
Лалапея рассмеялась.
— А что им сделается? Какими они были, такими и останутся. Будут странствовать по свету, как испокон веков. Судьбы человеков на них не влияют. Будут встречаться время от времени и делать вид, что и сами они — влюбленные друг в друга люди.
— А разве это не так? — спросила Юнипа. Разве они не влюблены друг в друга?
— Может быть. А может быть, у них нет иного выбора. Даже они не имеют полной свободы.
Юнипа задумалась над этими словами, а Лалапея уже повернулась к Мерле, чтобы задать вопрос, который давно не давал ей покоя. Мерле знала, что услышит его.
— Ведь ты разыщешь его, правда? Стивена. Своего отца.
— Да, может быть, — сказала Мерле. — Если он жив.
— Конечно жив, — убежденно произнесла Лалапея. — Разыщи его там, за зеркалами. Упорство и выдержку ты унаследовала не только от меня, но и от своего отца, Мерле. Особенно от него.
— Мы сможем искать его повсюду, — сказала Юнипа, и ее зеркальные глаза сверкнули решимостью. — Во всех мирах.
Лалапея ласково провела ладонью по щеке Юнипы.
— Да, вы сможете. Присматривай за Мерле, ладно? Она слишком много думает, когда остается одна. Это у нее от матери.
— Я не останусь одна. — Мерле улыбнулась Юнипе. — Никто из нас не останется. — И она обняла и поцеловала Лалапею. На прощание.
Юнипа коснулась поверхности зеркала и прошептала Стеклянное Слово.
Мерле последовала за ней через зеркальную стену, в лабиринт Зазеркалья, туда, где нужно было столько увидеть, столько узнать, столько всего найти. Отца. Другую Венецию — ту, что отражалась в каналах. И кто знает, может, там была и другая Мерле, и другая Юнипа.
И другой Серафин.
А Лалапея еще долго стояла и глядела им вслед, хотя зеркальные волны давно уже улеглись. Потом она повернулась, раздвинула забинтованными руками шелковые занавеси и прошлась по дому, куда снова вернулась жизнь.
Из кухни доносился запах корицы и меда, из-за стены — городской шум, пробуждение будущего. Ее чуткое ухо улавливало звуки, недоступные человеческому слуху: далеко в море тихо пели русалки, перекликались морские ведьмы, где-то в пустыне расцвел цветок, взмахнул крыльями огромный лев.
И совсем уж издалека едва слышно донеслись голоса двух девочек, вступавших в иной, незнакомый мир.
