Когда вести об этом дошли до Артура, все еще колебавшегося между намерением покарать виновника и желанием предать все забвению, он решил, что в преступлении своем Ланселот зашел слишком далеко и прощения не достоин. Собрав чрезвычайное заседание Стола, он объявил, что лично возглавит поход против Беноика, дабы предать Ланселота смерти или отправить в изгнание, а королевство его разделить между Лионелем и Богортом. Это решение одобрили все, кроме Мордреда, который сказал, что такой поход означает гражданскую войну, губительную для Логриса, для империи и, главное, для престижа Стола — светоча западного мира. Подчиняясь требованию короля соблюдать тайну, он ни единым словом не упомянул о Гвиневере, но добавил, что сам подтолкнул к мятежу Ланселота, упрекнув его в небрежении своим долгом по отношению к королю и приказав ему вернуться в Беноик, что означало изгнание из Кардуэла и из королевской армии, поэтому ему следует отправиться к Ланселоту одному и, если понадобится, предложить собственную голову в обмен на изъявление покорности. Артур отверг это предложение и решил выступить в поход немедленно — Мордреда же, поскольку тот был против, он назначил регентом на время своего отсутствия. И на сей раз выбор короля одобрили все — за исключением одного лишь Гавейна.
Через несколько дней Артур в сопровождении Гавейна, Кэя и Ивейна ступил на борт корабля, возглавив армию из шестнадцати тысяч королевских воинов. В море вышел весь военный флот — сто боевых трирем, где легко разместились люди, лошади, тяжелое и легкое оружие, снаряжение и продовольствие. Высадившись в Арморике, Артур не встретил никакого сопротивления, — напротив, повсюду народ выходил ему навстречу, желая выразить признательность за освобождение из-под ига Клаудаса и за дарованный стране закон Логриса, столь выгодный для простых людей. Ланселот, убедившись в громадной популярности короля на своей собственной земле, продолжал упорствовать в бунте своем, невзирая на все доводы рассудка и на любовь свою к Артуру. Вместе с приверженцами он укрылся за мощными крепостными стенами своей столицы. Артур предпринял штурм, но Ланселот отбил его, проявив чудеса храбрости.
Началась долгая осада. Часть флотилии блокировала порт. Почти все жители Беноика, не принимавшие участия в войне, попросили у Ланселота разрешения покинуть город, и тот согласился при условии, что они не притронутся к запасам продовольствия. Когда толпа вышла за ворота, королевская армия охотно расступилась перед ней. В конце года Артур велел разбить вокруг города зимний лагерь.
Весной 539 года Мордред, который уже год управлял Логрисом с присущим ему неустанным и осознанным рвением, обретя при исполнении обязанностей регента новые и безмерные притязания относительно Стола и империи, блокированные, по его мнению, лишь войной в Арморике, решился на отчаянный поступок, который долго обдумывал лихорадочными бессонными ночами и на который подвигли его мистическая вера в закон, а также гнев, переросший в ненависть к королю и Ланселоту. Он пришел к убеждению, что они представляют самую страшную угрозу для Стола. Он с горечью упрекал их в том, что личные и любовные интересы возобладали над мудростью и самоотречением, которых требовала от них универсальная нравственная ответственность. Он обвинял их в том, что они все поставили на кон из-за ничтожной причины и впали в разрушительное и преступное безумие. Он видел в их поступках цепь предательств. Слова Морганы неотступно преследовали его: «Предать могут все, не исключая и самого Артура. Все, кроме тебя, ибо ты станешь несокрушимой опорой, неподкупным хранителем духа Стола. И любой его пэр, кем бы он ни был, станет злейшим твоим врагом, если поддастся слабости, разврату или измене». И еще она говорила: «Всегда выступай за идею против человека, за Круглый Стол против собственного отца». Он убедил себя, что только ему под силу спасти дело Мерлина, стать последним оплотом в борьбе с заговором, в котором он винил без разбора Артура, Ланселота, Гавейна, Гвиневеру и Моргану. Это был заговор против ничего не подозревающего Стола, что делало его еще более отвратительным и еще более разрушительным, ибо таился он под личиной слепой веры. Это был заговор против самого Мордреда, который чувствовал его острее из-за перенесенных в детстве страданий, связанных с отсутствием любви и позорной тайной своего происхождения. И когда решение его было принято, он ринулся исполнять его со всей страстью и свирепостью убежденного в своей правоте фанатика. Он дождался прихода того летнего дня, когда начиналось одно из двух ежегодных, приуроченных к солнцестоянию заседаний Стола, в котором должны были принимать участие все его члены. Отсутствовали только Артур, Гавейн, Кэй, Ивейн, шестнадцать командиров королевской армии и трое королей Арморики — но остальные сто двадцать семь пэров заняли свои привычные места за Столом. Мордред заговорил первым, на что имел право в качестве назначенного Артуром правителя: