Послышался рокот голосов, переросший в гул и завершившийся единодушным кликом. Почти всех речь Мордреда привела в восторг, и почти все приветствовали его, ибо каждый видел здесь свою выгоду. Многие предвкушали, как возрастут их власть и богатства, полагая, что фанатик Мордред, которым будет легко управлять, сумеет лучше удовлетворить их алчность, прикрытую личиной рвения, нежели мудрец Артур, который угадывал любые тайные помыслы и всегда их пресекал. Других прельщали сами войны и завоевания. Некоторые разделяли веру Мордреда, давно уже восхищаясь преданностью его и неподкупностью. Только Тристан вместе с пятью оркнейскими должностными лицами и командирами оставался против Мордреда и с тревогой следил за тем, как резко меняется настрой собрания.
— Первой моей заботой, — сказал Мордред, — будет исправить ошибку Артура, передав на суд Круглого Стола женщину, которая наиболее виновна в том, что мы оказались в такой опасности, — королеву Гвиневеру.
Он послал за ней в замок Кардуэл и велел доставить ее в Камелот, где она предстала перед собранием пэров Стола. Не отрицая ни одного из выдвинутых против нее обвинений, она, напротив, говорила о поступках своих с гордостью, чем доказала правоту Мордреда, который и в данном случае не погрешил против истины, назвав подлинную причину гражданской войны.
— Ты приговорила сама себя дерзким нежеланием раскаяться, — сказал он ей, — которое запрещает нам проявить к тебе хоть какое-то снисхождение. Я требую для тебя смертной казни.
Собрание пребывало в нерешительности. Многие колебались, страшась совершить непоправимое и зная, что Артур никогда не простит им убийства королевы, которое свяжет их с Мордредом нерасторжимыми узами. А тот именно этого и желал, ибо в глубине души испытывал к ним презрение и ни на грош не доверял им, как всегда бывает при столкновении истовой веры и бескорыстной преданности с осмотрительным сомнением и осторожной расчетливостью. Вот почему, требуя от них вынести смертный приговор, он не только стремился утолить ненависть ко всему, что в его глазах причиняло ущерб Столу, но и подчинялся политической необходимости, повелевавшей ему увлечь их на тот путь, откуда нет возврата. Искренние сторонники Мордреда решились на это первыми, затем к ним присоединились те, кто поддерживал его из алчности или честолюбия, потом все прочие — исключение, как и прежде, составили шестеро оркнейских командиров и должностных лиц.
— Артур уже подверг меня суду, — сказала Гвиневера. — Я не признаю за вами права судить после него.
— Артур более не король, — ответил Мордред. — Он низложен во многом по твоей вине. Тебя это, должно быть, радует, ибо месть твоя полностью свершилась.
— Его место займешь ты?
— Да. Таково решение Стола.
Гвиневера презрительно рассмеялась.
— Ты чудовище, честное и слепое чудовище, Мордред. Чудовище, потому что дух твой лишен плоти. Честное, ибо ты надеешься спасти Стол. Слепое, ибо ты не видишь, что Стол умер.
— Уведите ее, — приказал сильно побледневший Мордред, — и немедля приведите приговор в исполнение.
Но Тристан, обнажив меч, заслонил собой Гвиневеру, и пятеро его товарищей сделали то же самое.
— Королевский ублюдок, — сказал он Мордреду, — узурпация твоя начинается с преступления. Но чтобы совершить его, тебе и твоим псам придется биться здесь, в том самом месте, где вооруженная схватка считалась святотатством.