— Сама Моргана, насколько я ее знаю.
В середине 478 года Моргана поняла, что беременна, и закрыла для короля ворота своего замка. Она была удовлетворена, потому что беременность входила в ее разрушительные планы, но вместе с тем испугана — потому что не забыла потрясших ее в детстве мук Игрейны во время появления на свет Артура. И еще она испытывала грусть, потому что влечение к единоутробному брату лишь возросло благодаря наслаждению — кроме того, она чувствовала к нему непонятную любовь и пыталась бороться с ней, чтобы сохранить свободу выбора и свободу действий, однако не отрицала ее, ибо никогда не позволяла себе отвергать истину, какой бы та ни была.
Артур, обнаружив перед собой запертые ворота крепости Иска, повелел открыть ему, но слуги Морганы отказались это сделать, поскольку не так страшились пренебречь приказом короля, как ослушаться и прогневить свою госпожу, которую боготворили и одновременно боялись. Обвинив их в измене Логрису и королю, Артур пригрозил срыть крепость до основания и перебить всех ее обитателей. Они пришли в ужас, но все равно не подчинились. В тот же день Артур повел в Иску отряд воинов, взяв с собой осадную машину: это был громадный таран, увенчанный медной головой и привязанный цепями к платформе на колесах, которую тянули волы и сопровождали около сотни слуг. Но на полпути перед ними встал Мерлин.
— Ты не имеешь права, — сказал он Артуру, — брать штурмом Иску, иначе сам окажешься вне закона. Ибо резиденция Морганы обладает неприкосновенностью по указу Утера — за исключением того случая, когда кто-либо из ее подданных совершит преступление, подлежащее королевскому суду. Если таковое и совершилось, полагаю, состоит оно вовсе не в посягательстве на твою власть — речь идет совсем о другом. Прежде чем преступить указ Утера, поразмысли о том, что это за преступление и кто истинный его виновник.
Хотя Артур был преисполнен гнева и печали, он отступил — не столько перед законом, сколько перед Мерлином. Жестом приказав своему отряду возвращаться в Кардуэл, он яростно пришпорил боевого скакуна и умчался в противоположную сторону. Целых три дня он не появлялся ни в Кардуэле, ни в Камелоте, и Мерлин отправился искать его в окрестностях Иски, на равнине и в песчаных дюнах. В сумерках он остановил коня на вершине холма, откуда открывался вид на побережье и море, которое на западе отливало кровью в огненных лучах огромного солнца, уже наполовину погрузившегося в волны. Он заметил большую лошадь, бродившую на свету в поисках редкой здесь травы. Это был жеребец Артура. Подъехав к нему, Мерлин взял его за повод и повел к небольшой, врезавшейся в берег бухте, где рассчитывал найти короля. Действительно, Артур оказался там: он лежал на песке и слабым голосом повторял, словно не в силах умолкнуть, имя Морганы. Его прекрасное лицо осунулось от голода, бессонных ночей и страданий. Охваченный жалостью Мерлин отвязал от седла бурдюк с водой и поднес носик к иссушенным жаждой, потрескавшимся губам короля. Тот стал жадно пить. Затем поднял взор на Мерлина. В нем угадывались глубочайшая душевная рана и беспредельное отчаяние, которые заставляют человека оцепенеть от горя, не давая ему возможности даже вопить или кататься по земле, но в самой безмерности этой муки было нечто целительное. Мерлин, подобно любящему отцу, приподнял королю голову и поцеловал в лоб. И Артур, очнувшись наконец, судорожно обнял его, как если бы после долгой агонии в одиночестве встретил родственное существо.
— Прости меня, отец, — прошептал он. — Я недостоин править твоим миром и даже жить в нем. Ибо без Морганы мир этот для меня пустыня, а я стал рабом страсти, хотя говорил ей, что сумею с этой страстью совладать. Моргана победила меня дважды. Победила духом, потому что ее проницательный разум сломил мою слепую гордыню и еще потому, что ядовитый разум свой она обратила в дурман, без которого мой разум не может обойтись и которым он упивается, хотя должен был бы его отринуть, и это нектар для моей души, жаждущей лишь этого зелья. Победила телом, потому что обуревает меня ненасытный голод по нему — мое тело гибнет, лишившись ее плоти. Хаос во мне победил твой план, осуществить который ты поручил рабу, не сумев вовремя разглядеть его. Прости меня, отец.