— Истинный философ в конце концов должен научиться ходить без костылей, какими бы они ни были, — с улыбкой возразил Мерлин. — Эта великая подпора больше не нужна мне, ибо отныне я буду изучать только жизнь дикой природы, пользуясь единственным инструментом — моим рассудком, умозрительным и свободным. Я перестану говорить, читать, записывать. Изо дня в день я буду лишь учиться запоминать то, что само западет в память, и верить, что не запавшее мне в память было недостойно запоминания. Поэтому прими без колебаний эту подпору, которой ты всегда пользовалась гораздо лучше меня. Не я оказываю тебе услугу, но ты мне.
— В таком случаю, я принимаю твой дар, прекраснейший и величайший из всех даров, который когда-либо один человек предлагал другому.
Моргана на мгновение умолкла. Затем произнесла:
— Мерлин, когда все будет кончено, когда Стол будет разрушен, когда погибнет Логрис и Артур останется нагим и одиноким, пусть он приезжает в Авалон. Я приму его и буду любить. Скажи это ему.
— В этом «когда» заключена вся твоя гордость, Моргана. Я заменю «когда» на «если», иными словами, превращу уверенность в возможность, а возможность — в маловероятное предположение.
— Пустая игра слов, за которой ничего не стоит, раз ты уходишь. Но это не имеет значения. Ты скажешь ему?
— Да. А если он погибнет в борьбе?
— Привези мне его тело, если сам будешь жив.
— Я сделаю это.
Моргана собрала своих подданных из Иски и Кардуэла — всех, кто пожелал сопровождать ее в новое изгнание в Авалон. Их набралось около тысячи мужчин, женщин и детей: среди них были вожди и воины, ремесленники и крестьяне, ученые мужи и невежды, работники и слуги, свободные и рабы, — некоторые отправлялись в путь налегке, другие решились взять с собой всю семью. Моргана отправила в Арморику двух гонцов: одного в Долину Откуда Нет Возврата, чтобы тот передал Бондуке распоряжение обеспечить перевозку людей и имущества из Броселианда в порт Беноик; второго к королю Бану, чтобы попросить у того суда, необходимые для переправки ее подданных в Авалон.
Для путешествия Морганы Артур и Мерлин сами снарядили в порту Кардуэл большую часть логрского флота. Трюмы галер были забиты до отказа: помимо роскошных и многочисленных вещей принцессы, спутники ее, которые уже не надеялись вернуться, захватили с собой припасы, семена, скот, домашнюю утварь, оружие, одежду — все, кроме стен своих домов. Кроме того, на борт погрузили громадное количество всевозможных материалов — камни, дерево, железо — с целью сразу же начать на острове строительство. Так, были здесь уже обтесанные каменные плиты для возведения дворца. Порт был настолько загроможден богатыми и жалкими пожитками участников этого исхода, что, невзирая на множество судов, предполагалось сделать несколько ходок туда и обратно.
Моргана, появившись на корме командной галеры, дала сигнал к отплытию. Толпа на берегу разразилась оглушительными рукоплесканиями. Три ряда весел с безупречной согласованностью опустились в воду, и галера направилась к выходу из порта. За ней двинулись остальные, взяв курс на запад, к Ибернийскому морю и в открытый океан. Так Моргана отправилась в вечное изгнание — и вступила в третью свою жизнь. Из трех отдаленных друг от друга окон замка Мерлин, Артур и Мордред, словно разделенные разными чувствами к ней, среди которых, однако же, преобладала любовь, следили за тем, как она постепенно удаляется от них — навсегда.
— Настало время, — сказал Мерлин Артуру, — мне расстаться с моим созданием и узнать таким образом, прочно оно или недолговечно, сможет ли оно жить само по себе или же зависит от воли и убеждения одного человека — как утверждал Утер. Итак, я оставляю тебя одного в твоем мире, который я отныне не считаю больше своим. В жилах живого дерева Круглого Стола текут новые соки. Ты старейший из его пэров, и тебе чуть больше тридцати. Ты разбил саксов. Горра в страхе просит мира, зная, что близок тот час, когда ты завоюешь его. Твой племянник Гавейн, отдавший тебе доставшуюся ему от Лота Орканию, держит под постоянной угрозой пиктов. Ты должен покорить их и укрепить свои владения на севере. Логрис — это светоч запада, горящий во мраке варварства, к которому обращаются все страждущие от насилия и произвола. Моргана — милый твоему сердцу злой гений — в изгнании. У тебя остаются всего два опасных врага: твои собственные страсти и Мордред. Но их обоих ты можешь сделать своими союзниками. Потому что страсти рождают как уныние — видящее повсюду лишь суету сует пустого тщеславия, которое сокрушает душу и сковывает тело, — так и действие, преобразующее мир. Что касается Мордреда, то если он сделается честолюбивым и потребует власти и почестей — в силу вашего тайного родства, поскольку ему известно, что он твой сын, — сделай так, чтобы он погиб. Но дай ему власть и почести — если он не хочет ничего для себя. Опасайся также его чрезмерной добродетели. Потому что всякому делу, каково бы оно ни было, угрожает предательство либо фанатичная преданность, и я не знаю, какое из этих двух зол Моргана решила использовать в Логрисе, чтобы разрушить его. Я же уеду далеко отсюда, в место уединенное и безлюдное, где ты не сможешь отыскать меня. Там я предамся наукам, созерцанию и праздности — трем добродетелям философа. Я живу на земле величайшего одиночества — не только из-за предания о моем чудесном рождении, которое с первого же дня моей жизни отделило меня от прочих людей, но еще и потому, что я пришел из мира, который всеми силами помогал уничтожить и память о котором не дает мне покоя, заставляя страдать; в новом же мире, который я сам выдумал, я чувствую себя чужаком. После смерти Утера у меня оставалось только две любви и две родственные души на этом свете: Моргана, которая сама решила порвать с миром и обрекла себя на изгнание, и ты, чья судьба требует от меня перестать опекать тебя и удалиться. Так — в дополнение к предсказанию Блэза, говорившего, что я рожден из хаоса, чтобы победить хаос, — я вернусь в хаос. В хаос природы, неподвижного вещества и жизни без цели. Я уйду в забвение, по ту сторону добра и зла, и там примирюсь с самим собой. Но в чувствах и в помыслах моих я всегда буду с тобой, Артур, — до конца.