Да, Горлас не питал ко мне любви. Однако он уважал меня и, без сомнения, немного боялся — как всякий вельможа боится приближенных к королю особ.
— Тогда подойдем вместе, поскольку... — начал я.
— Я их проведу, — сказал Утер, протискиваясь между нами. Он взял Горласа под руку и, развернув, повел через двор. Я видел, как все трое прошли между двумя кострами в отблесках дрожащего пламени. Игерна легко ступала между Утером и Горласом. Внезапно все остановилось в моих глазах, звуки и движение замерли. Осталось лишь жуткое видение впереди: Игерна меж двух королей.
Вот она, безымянная опасность, которую я чуял утром! Игерна! Ах, красавица дочь, в твоих руках будущее нашего королевства. Сегодня тебе доверена нить судьбы. Осознаешь ли ты это?
Конечно, она ни о чем не догадывалась. В ней воспитали не только благородство, но и добродетель. По природной невинности она не пользовалась своей красотою в корыстных целях, как это свойственно не столь совестливым женщинам. Будь она годом-двумя старше — и весь мир мог бы сейчас рухнуть.
Я, спотыкаясь, двинулся за ними. Они как раз вступили в зал и приблизились к Верховному королю. Утер встал сбоку от брата. Аврелий приветственно похлопал его по спине — полагаю, до сего мига Верховному королю было не до брата — и вложил ему в руку чашу. Утер принял чашу, отпил и передал ее Горласу. Тот, отпив, принес клятву верности Верховному королю.
Тут взгляд Аврелия упал на Игерну, и он улыбнулся. Все его существо переменилось. Может быть, дело было в упоении торжеством, или в игре света на ее лице, или в зове юности, или просто в выпитом вине. А может, в чем-то другом... Однако я видел, как с этого первого взгляда зажглась любовь.
Увы, это видел не только я!
Утер напрягся всем телом. Будь он дикобразом, он бы ощетинился. Улыбка застыла на его лице, свет в очах потух. Он словно съежился на глазах, стоя в тени брата.
Кажется, Аврелий отпустил какую-то любезность. Игерна потупилась, мотнула головой и рассмеялась. Горлас положил руку дочери на плечо и легонько подтолкнул ее вперед. Вероятно, никто другой не заметил этого жеста, но я видел его и уловил скрытый смысл: Горлас предлагал свою дочь Верховному королю.
И Аврелий, бедный слепой Аврелий, не замечая брата, принял ее всем сердцем. Он протянул Игерне чашу и задержал ее пальцы в своих. Игерна робко взглянула на Утера.
Этот взгляд мог бы многое спасти, но Утер отрешенно смотрел прямо перед собой, словно ему одним ударом снесли голову и он сейчас рухнет.
Аврелий наклонился и что-то зашептал на ухо Игерне. Она робко улыбнулась. Аврелий запрокинул голову и рассмеялся. Долее терпеть было невозможно; Утер повернулся на каблуках и быстро затерялся в толпе. Игерна неуверенно посмотрела ему вслед и протянула дрожащую руку, словно хотела его удержать, но было поздно. Утер исчез, Аврелий снова заговорил, и Горлас, высоко подняв чашу, светился от удовольствия.
Я испытал такое чувство, словно собственная лошадь лягнула меня в живот или пол поплыл под ногами, как будто я выпил мощное снадобье, смешавшее мои чувства. Зал вращался, все превратилось в шум и колючий свет. Внезапно рядом возник Пеллеас.
— Что случилось, хозяин? Вам плохо?
— Уведи меня, — сказал я. — Я задыхаюсь.
В следующий миг мы стояли на улице. Воздух был холодный и чистый. В голове прояснилось, я снова видел и слышал все, но тошнотворный ужас не отступал. Что потеряно? Важнее: что еще можно спасти?
Я дивился на то, как стремительно все случилось. Мог ли я предвидеть? Да, мог. Еще в дороге меня преследовало чувство опасности, а я не попытался выяснить его причины. Если на то пошло, в Калиддоне я получил достаточное предупреждение. А я думал только об одном — как бы побыстрее водрузить корону на голову Аврелию. Дальше я не заглядывал.
Странно: когда человек все время сражается с одним врагом, он не замечает другого, злейшего. Теперь я его различил, но поздно. Беда стряслась. Война с саксами изгладится из памяти людей раньше, чем я сумею поправить нанесенный сегодня вред.
Великий Свет, мы неравны в этой битве!
Пеллеас держал меня под руку.
— Господин мой, здоровы ли вы? — Тревога в его голосе хлестнула меня наотмашь. — Что случилось?
Я глубоко, захлебываясь, вдохнул.
— Мир сбился с курса, Пеллеас.
Во взгляде его не было недоверия — только сочувствие.
— Что делать?
— Не знаю. Но, боюсь, мы еще долго будем заделывать пролом.