Сегодня пока можно погрустить. А бывают времена, когда грустить совсем нельзя, иначе ты просто умрешь, отдашь свой разум на волю ветра, что для бессмертного почти равно смерти, ведь жить без разума вечно опасно не только для тебя, но и для окружающих.
Сегодня можно грустить, но я не хочу. Ведь рядом она, беспечная земная дева.
А я кто? Странник космоса, путешественник по мирам?»
Девушка, уже молодая жена, была пока очень юна, она никого не любила раньше. И вот встретился он и закружил, как вихрь кружит в вальсе осеннюю листву.
И он остался. Он остался не на год, не на два, а на несколько десятилетий. Он женился на ней, совершенно законно, освятив обрядом местных богов, в которых он не верил, зато верила она и ее родня, принявшая едва ли не как доброго вестника тринадцатого проклятого. И он жил в деревне как обычный крестьянин, зарекшись использовать свою магию. Он хотел в какой-то мере испытать и себя, прожить жизнь обычного человека, добывая свой хлеб в поте лица. Он надеялся, что так искупит свою вину. Может быть, станет таким же, как все люди.
Но...
Но вот однажды пришла она, смерть. Пришла с рождением первого сына, который так и не увидел жизнь, покинув ее на второй день после появления на свет. А Сумеречный Эльф, бессмертный, Страж Вселенной, не смел вмешаться. Он обладал огромной силой, мог исцелять любые болезни. Но была в его силе огромная беда: знание.
Он знал, кто должен был умереть, когда и как. И он не имел права вмешиваться, иначе бы разрушился сам порядок мироздания. Он жертвовал своим крошечным человеческим счастьем, чтобы не погубить использованием запретной силы целый мир, миры...
История уже повторялась несколько раз, и всегда сердце Сумеречного рвалось от боли, от отчаяния, от своей бесполезности.
Руки его дрожали, он раздирал ногтями лицо. Он не умел плакать, только выл.
Так первый раз пришла смерть. И забрала один осколок счастья, уже треснувшего, словно зеркало. Счастье, которое еще могло что-то отражать, но легко растаскивалось по таким вот осколкам. И в избе стало не так уютно, все громче шевелились мыши, которых едва выслеживала старая кошка, а обереги как-то совсем не действовали. Люди, конечно, сказали - судьба. Но только бессмертный знал весь ужас этого страшного слова. Он знал судьбу каждого, но не смел вмешиваться. Не смел вмешиваться, даже если это был его сын, его жена. Дождями истекало время, впитывалось в почву, прорастало новой жизнью, вот только время не вернуть, а для бессмертного ничего не менялось, менялся только мир вокруг него. Время истекало, как кровь из незарубцевавшейся раны его души.
Второй раз пришла смерть, когда их единственная дочь упала с обрыва... И тогда треснувшее зеркало счастья покрылось копотью и почти разучилось отражать.
И Эльф начал замечать немой упрек в глазах жены, в чертах которой не осталось былой юности и стремления к мечтам. Словно она подозревала что-то. Подозревала, что он мог бы предотвратить, сохранить их уютный микромир, но она по-прежнему любила его. Но мечты уже испарялись, точно роса в полдень, от палящего солнца реальности.
И прошло еще несколько лет, и еще, и еще... Красота их померкла, укрылась морщинами, спряталась скорбями. Они продолжали жить, а потом... Потом зеркало счастья перестало вовсе существовать. Когда приходит смерть, то смысл лишают прав. Время истекло водой. Срок истек, и крошечный мирок вовсе перестал существовать.
Дорога, поздняя осень, ветер, пыль, разошедшиеся со вздохами люди-родственники, пустой погост. И сутулый неподвижный человек... Бессмертный стоял недвижимо подле свежей, еще не осевшей могилы, с которой обсыпались мелкие комочки бурой земли, а порывистый осенний ветер сметал песок и пыль. Ветер раздувал короткий бежевый, словно эта могильная земля, рваный плащ бессмертного. Сумеречный Эльф был снова как будто молод, снова потерян. Он позволил себе состариться, его сила позволяла многое, слишком многое, но не то, чего он желал бы всем своим существом. Но вот он снова оказался юн, бледный загадочный человек с отполировано-мраморной кожей. Такую маску носил он в своих вечных странствиях.