После того как захлопнулись двери фургона, Абелард окинул взглядом их оковы, но у него не было возможности освободиться или освободить кого-то из товарищей по несчастью.
— Абелард, — произнесла Тара, которая до сих пор не могла поверить не только в его присутствие здесь, но и в его нападение на Кэт. Может это всего лишь галлюцинация?
— Привет, — робкая ответная улыбка развеяла все сомнения. Ни каким плодам ее воображения не дано столько искренности. — Как дела?
— Что ты тут делаешь?
— Я увидел, как Кэт убивала капитана Пэлхема. Она бы никогда не сделала ничего подобного. Справедливость тоже. С ними что-то не так.
— Я имела в виду не почему ты пытался меня спасти. Как ты вообще оказался на том складе? Разве ты не должен был сопровождать мисс Кеварьян?
— Она отправилась на ужин с профессором Деново. Это она отправила меня на твои поиски. Она хотела, чтобы ты узнала то, что стало известно нам.
По ногам и тыльной стороне бедер Тары пробежал холодок.
— Расскажи мне все.
Фургон закачался на ходу, Дэвид застонал, его голова моталась из стороны в сторону. Его рот и челюсть украшал наливающийся пурпуром синяк, а бледную щеку под свежей щетиной покрывала корка крови.
Абелард начал рассказывать.
Кардинал Густав стоял перед металлическим алтарем Неповиновения, над которым сверкала золотая клетка, в которой некогда сидел Господь, судья и друг народа Альт Кулумба. Деревянные стены Святилища украшали резные барельефы — индикаторы, замаскированные под декоративные элементы. Положение солнца над древним полем боя показывало уровень давления пара в главных клапанах, а бегущие слоны на противоположной стене — выходную мощность разных турбин. Несмотря на то, что Коса больше не было, все показания оставались в пределах нормы. Божьи заветы останутся с его народом до полнолуния.
Если ничего не случится.
Если.
Элейн Кеварьян говорила, что не хочет, чтобы с Косом случилось тоже, что произошло с Серил. Кардиналу тоже не хотелось подобного несчастья.
— Боже, — произнес он, вознося молитву к тому, кто больше не мог его слышать. Его лицо то погружалось в тень, то освещалось дрожащим пламенем светильников.: — вся моя жизнь была посвящена Твоей славе. Я все исправлю.
Он прошел мимо алтаря к большому окну размером от пола до потолка. Проходя мимо барельефа он легонько стукнул по уху на обезьяньей голове, повернул парящего сокола на двадцать градусов против часовой стрелки, приподнял трех резвящихся в деревянном пруду рыбок на пару сантиметров, и потянул за рычаг, замаскированный под ножку лампы. За металлической стеной застрекотали шестерни и окно поднялось, сперва попутно подергиваясь. Порыв ветра сбил редкие седые волосы кардинала в серебристый клубок.
Наполнявший Святое предместье воздух пах свежескошенной травой и городскими отходами. Далеко внизу собравшаяся толпа с зажженными свечами взирала на Святилище, ожидая, когда Бог явит себя. Они напевали древние подзабытые с детства псалмы, но их вера даже в детстве была слишком слаба, так что все, что они запомнили это пара священных слов. Когда псалмы им надоедали, они начинали скандировать в том числе проклятья, адресованные черному зданию. Они хотели наставлений, и Он наставит их на путь, но позднее. А пока, больше внимания нужно уделить Ему.
На севере поезд по поднятым над землей путям обвивался змеей вокруг хрустальных башен Бессмертных царей. Среди их верхушек кардинал увидел черную пирамиду третьего суда Таинств, а рядом — здание из белого мрамора. Храм Справедливости.
Может Кос и мертв, но Его сила жива.
Кардинал глубоко вздохнул и вышел в открытое окно.
Ветер подхватил его, взбивая соответствующие его сану красные одежды вокруг его хрупкой фигуры. В его пожилых венах пела божественная сила. По одному желанию он мог унестись к далеким континентам, по малейшей прихоти — вознестись к самым звездам или погрузиться в недра земли. Он рассмеялся, и могущество Коса понесло его на север, прочь от Святого предместья и толпы отчаявшихся.
Окно за его спиной закрылось. Полчаса спустя, когда Теофрик решил навестить кардинала в святая святых, он нашел только пустую комнату.
Глава 18
С приходом ночи деловой район опустел. Работники разбрелись в двух направлениях — на запад к соседним жилым кварталам и на восток в Квартал Наслаждений. Их с распростертыми объятьями принимали постели или пивные бары и задворки дискотек. Они опускали голову на подушки или на грудь любовниц и любовников, или на липкую, почти чистую поверхность барной стойки почти хорошо освещенной никогда не закрывающейся забегаловки, в которой ночная официантка засыпает к двум часам утра, оставляя посетителей обслуживать себя самостоятельно из кувшина с горьким, скверным кофе, согреваемым на медленном огне.
Жаждавшие утешения нашли этой ночью подходящее по душе. Даже в равнодушных к смерти Коса сердцах и умах поселилась и расцвела неуверенность. Когда уставшие люди встречали своих партнеров и клиентов, их привычные голод и отчаяние, они не смогли их утешить, утолить и успокоить. Они шептали друг другу обрывки фраз, или ругались и отправлялись спать порознь, или напивались, хохоча в темноте, или топтались у Святого предместья со свечой в руке вместе с остальной толпой.
Несколько отставших еще задержались в офисах в небоскребах возле храма Справедливости, подползая к иллюзорной финишной линии. Тяжесть работы навалилась на их плечи, приковав к офисному столу. Никто не поднялся, чтобы посмотреть в окно, поэтому никто не видел, как поезд из черных фургонов остановился под слепым укоряющим взглядом статуи Справедливости с мечом и весами.
Они в своем невежестве продолжали трудиться, а мир вокруг них начал меняться.
Несколько Законников трусили рядом с фургонами вдоль пустынных улиц, а еще несколько других ехали на крышах, охраняя задержанных от бегства или спасения. Прибыв к месту назначения служители Справедливости оцепили улицу, создав коридор, ведущий внутрь храма по широким белым ступеням.
Отдельное подразделение Законников эскортировало задержанных от фургонов. Большинство горгулий в знак протеста лежали ничком, заставляя слуг Справедливости тащить полтонны их веса на себе. Тара с Абелардом не стали чинить препятствия, и им позволили идти самим.
Тара смотрела на возвышающийся храм из белого мрамора с колоннами и статуями на фронтоне, но она их не видела. Ее ум прокручивал все, услышанное от Абеларда, о желании Деново взяться за это дело, и его консультациях кардинала Густава, о тени, о круге Таинств внутри Святилища, о хрустальном кинжале с каплей крови внутри, том самом, что у него забрала Кэт. Сложив эти факты с рассказанной горгульями историей, она почувствовала себя художником, оказавшимся перед ящиком с разноцветной смальтой без схемы рисунка.
— Вы ведь вытащите нас отсюда, правда? — зажав зубами сигарету, спросил Абелард.
— Не знаю.
— Это не вдохновляет.
Она покачала головой.
— Я могу доказать невиновность горгулий, но этим укажу на профессора Деново. У него будет время подготовиться, а в результате пострадает дело Церкви.
— Чем нам поможет сильная позиция в деле, если мы сами окажемся в тюрьме?
— Мисс Кеварьян может нас оттуда вытащить.
— Если Справедливость это позволит.
— Знаю, — процедила она сквозь зубы. — Я пытаюсь что-то придумать.
Они прошли по лестнице, обойдя статую Справедливости. Абелард справа, а Тара слева. Вместе они прошли сквозь образованный Законниками коридор в темные открытые врата храма.
Основной коридор был прямым и длинным. С отполированных мраморных стен на железных крюках висели потухшие светильники. Через каждые несколько метров были расставлены треноги с железными жаровнями, огонь в них прогорел до углей. От кучек золы поднимались струйки ароматного дыма. Коридор закончился деревянной дверью, которая вела в просторную комнату с огромной статуей внутри. Тара не пыталась свернуть или замедлить шаг, и вскоре они с Абелардом оказались в святая-святых храма Справедливости.