— Конечно, нет! Я не написал до сих пор ничего серьезного, потому что, ну… мне трудно это объяснить… мне казалось, что не пришло еще время…
— А теперь ты чувствуешь, что время пришло?
— Да.
— Ну что ж, я всем сердцем с тобой. Но ведь книга, которую ты хочешь нам прочесть, не последний детектив?
— Нет, конечно. Я не в силах уже бросить писать криминальные романы.
— Ну хорошо, я, конечно, приеду. Но ты забыл сказать мне адрес. Да и существует ли этот дом в действительности?
— Существует, не беспокойся! Хиггинс уже там и действует. В субботу после полудня я сам привезу тебя туда и перенесу через порог. Будешь хозяйкой уик-энда.
— Если там будет Хиггинс, не нужно никакой второй хозяйки, — рассмеялась Каролина.
И она была права. В субботу вечером, когда она появилась в милом домике на одной из тихих, зеленых улиц Ричмонд-парка, здесь все было готово к приему гостей.
Обед был великолепным. После него все перешли на веранду, и Алекс сел за столик, рядом с настольной лампой.
Паркер дотронулся до пухлой папки и сказал:
— Здесь находится отчет обо всем, что произошло вон в том доме… — Он показал на два освещенных окна, находящихся на первом этаже невидимой в темноте виллы, стоящей по другую сторону улицы. — Месяц тому назад мы стояли там, в столовой, и не понимали абсолютно ничего. А в соседней комнате… Однако не будем опережать события…
— Вот именно, — сказала миссис Паркер и повернулась к Алексу. — Начинай, Джо. Я умираю от любопытства, а мой правоверный полицейский за весь месяц не сказал ни слова.
— Хорошо. Начнем. — Алекс развязал папку. — Конечно, мы с Беном были на месте уже после убийства. Но я позволил себе на основе реконструкции всего дела поделить течение событий на две части: в одной действие происходит до убийства, во второй принимаем участие мы. Но, однако, приступим.
Он открыл папку и подвинул к свету первый, густо исписанный на машинке лист бумаги.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
в которой мужчины думают, что женщины спят
В этот вечер Джо Алекс писал, как обычно, без особой охоты, но и без отвращения. Когда Джо садился за машинку, у него всегда был уже составлен подробный план романа и до мелочей разработана каждая глава. Поэтому он писал, не особенно задумываясь над тем, что именно пишет. Одна половина мозга в этот момент как бы складывала слова во фразы, ведя героев через диалоги и описания к неизбежному разоблачению преступника, в то время как вторая половина думала о чем-то совершенно ином. В этот момент она была полна образом Каролины Бекон, спящей или засыпающей над книжкой где-то на другом конце Лондона. На очередном листе, который он вытащил из машинки, стояла цифра сто девяносто восемь…
Он потер усталые глаза и, уже не взглянув в сторону машинки, пошел в ванную. Через десять минут он уже засыпал. Перед глазами его мелькали черные ряды букв, которые постепенно исчезли, уступив место насекомым: кузнечикам, слепням, оводам, бабочкам… Последняя картина, которая мелькнула в его сознании, был вид большой, темной, мохнатой бабочки, кружащейся в оранжевом полумраке. Возможно, поэтому его не особенно удивил телефонный звонок на рассвете.
Но прозвенит он только через несколько часов. Сейчас же, когда Алекс засыпал, не только перед его глазами появилась большая, мохнатая бабочка. В саду у дома в далеком предместье Ричмонд-парк было много бабочек и несколько человек, которые ими интересовались.
— Мертвая голова! — воскликнул в темноте сэр Гордон Бедфорд. — Быстро циан, Цирил!
Его большая тяжелая рука приблизилась к освещенному экрану и осторожно накрыла сосудом с расширяющимся горлышком бабочку. Плененная Мертвая голова затрепыхалась в поисках выхода.
Из темноты мгновенно вынырнула рука Цирила Бедфорда. Она была так же велика и тяжела, как рука брата. Ватку с цианистым калием он аккуратно засунул в сосуд. Бабочка затрепыхалась и упала на дно.
Гордон Бедфорд осторожно отнял ватку. Бабочка выпала ему на ладонь.
Оба брата склонились над ней. Даже в полумраке они были очень похожи: огромные, широкоплечие, с маленькими головами на коротких, толстых шеях. Но Цирил был одет всего лишь в белую рубашку с короткими рукавами и шорты. На Гордоне Бедфорде был свитер грубой вязки с большим, завернутым воротом. Голову защищала шерстяная шотландская кепка.