— Понятно. И что вы делали наверху, мистер Бедфорд?
— Пошел в фотолабораторию, чтобы проверить сохнущие фотографии. Я был там несколько минут, когда вошел Гордон…
— Так ваш брат был на втором этаже после того, как вы расстались?
— Да, был. — Цирил поднял брови с выражением легкого удивления. — Конечно, был. Он посмотрел снимки, мы немного поговорили о комплекте фотографий, которые он хотел взять с собой в Америку, и он ушел…
— Он пошел к себе в спальню или вниз в кабинет?
— Думаю, что в кабинет. Перед его уходом я сказал, что около трех закончу работу и пару часов посплю. Поскольку мой будильник не такой громкий, как Реута, я попросил брата разбудить меня в половине шестого…
— Во сколько примерно ваш брат был у вас в лаборатории?
— Это я могу сказать довольно точно, — спокойно сказал Цирил. — Когда мы говорили о подъеме, я взглянул на часы и припоминаю, что было точно два двадцать пять…
— Большое спасибо. И что было потом?
— Еще некоторое время я работал. Сложил вместе все снимки, с которыми мне нужно было в шесть спуститься вниз, проверил, все ли получилось хорошо, и посчитал… Потом пошел к себе в спальню, разделся, умылся и мгновенно заснул…
— Который это был час?
— Перед тем как погасить свет, я снова взглянул на часы, и мне кажется, что было… или без пяти три, или пять минут четвертого… Я был совсем сонным и не знал, естественно, что это может иметь какое-нибудь значение… Меня разбудил Реут… Сам я, конечно, не проснулся, а Гордон тоже не пришел будить меня, потому что, как выяснилось, он был уже мертв.
Все это он говорил совершенно спокойно, отнюдь не стараясь произвести впечатление человека, убитого горем.
Алекс глубоко вздохнул и сказал быстро, будто не задумываясь над тем, что говорит:
— Прошу простить меня, но вы, мистер Бедфорд, не похожи на человека, на которого сильно подействовала смерть брата.
Цирил Бедфорд помолчал, глядя на Алекса, потом сказал:
— Бывали минуты, когда я его ненавидел больше всех на свете. Думаю, что мы всегда не любили друг друга, даже в детстве.
— Благодарю за откровенность. Должен вам признаться, что мы примерно знаем причины, по которым вы живете в этом доме. В архиве Скотленд-Ярда хранится описание того, давнего дела. Значит, вы признаете, что получили бы выгоду от смерти сэра Гордона?
Цирил чуть усмехнулся:
— О, значит, вы знаете о грехах моей молодости. Да, пожалуй, смерть Гордона не самое печальное событие в моей жизни. Тем не менее должен вас разочаровать, если вы спросите, убил ли я своего брата. Нет, я его не убивал.
— А кто, по-вашему, мог бы его убить?
Цирил Бедфорд поднял голову и долго вглядывался в обоих мужчин. Потом взял погасшую трубку и долго разминал ее, явно выгадывая время, потом сказал легко, даже, пожалуй, слишком легко:
— Не знаю. А если бы знал, не сказал бы вам.
— Почему?
— Потому что мой покойный брат, несмотря на свою честность, добропорядочность и постоянство характера, был, в моем понимании, существом, начисто лишенным всех человеческих качеств. Это был ужасный, брюзгливый, постоянно пекущийся о своем здоровье дурень, к тому же отравляющий жизнь всем окружающим. Кто бы его ни убил, если это, конечно, не самоубийство (а я сомневаюсь, что это самоубийство, так как это был бы его первый человеческий поступок), так вот, кто бы его ни убил, он оказал мне большую услугу. А я не считаю возможным выдавать полиции своих доброжелателей. — Он усмехнулся и вдруг посерьезнел. — Но неужели вы считаете, что самоубийство исключается?
— А какова могла бы быть причина самоубийства?
Цирил Бедфорд снова помолчал.
— Не знаю, — сказал он, наконец. — Я не вижу причины, по которой он мог бы расстаться с жизнью. Если говорить серьезно, я ведь немного знаю людей и разговаривал с ним незадолго до смерти. Он абсолютно не производил впечатление человека, который собирается распроститься с жизнью… Нет… Это невозможно.
— Но в то же время вы не видите никого, кто мог бы его убить?
— Нет. Вернее, если быть откровенным, то вижу. У каждого из нас мог бы найтись свой мотив. Но из-за глупостей не убивают… Нет, не знаю… Единственный человек, у которого действительно был мотив и охота его убить, — это, наверное, я.
— Несомненно у вас были и мотив, и возможность… — спокойно согласился Алекс. — Но я не уверен, у вас ли одного? Мы можем предположить, что по крайней мере еще два человека хотели бы лишить его жизни… Но, возможно, я ошибаюсь… Возможно, все было иначе. Признаюсь, у меня есть определенная теория, которая пока опирается лишь на абстрактные размышления. Пока еще мы не допросили всех лиц, живущих в доме. Скажите, это вы выращиваете такие прекрасные далии?