Приехав из Дублина, он первым делом отыскал дешевую гостиницу в Хэммерсмите на Эдит-роуд. «Бродвей», конечно, не пятизвездочный отель, но как раз то, что требовалось молодому ирландцу. Из двенадцати комнат были заняты только три, и одна из этих трех — Кирнаном. Он жил там довольно удобно, за сто фунтов в неделю. Вот уже две недели это был его дом, и каждый день у него строился по четкой схеме. Желание отыскать сестру было таким же неотступным, как и жара.
Каждый день он рано вставал, съедал свой завтрак, затем шел к метро Хэммерсмит и садился в поезд, который вез его на станцию Кит-Кросс. Кирнан бродил здесь минут тридцать-сорок, а затем перебирался в соседние районы. Он обычно следовал по Каледоньян-роуд до проспекта Ричмонд, оттуда он направлялся на Ливерпуль-роуд и возвращался по Пентвил-роуд опять на станцию, где снова вел свои поиски двадцать или тридцать минут.
Затем его маршрут лежал к Истону. Эту большую станцию он обходил за полчаса. Затем опять садился в метро и ехал теперь уже до Тоттенхем-Корт-роуд. Оттуда он шел через площадь Сохо-сквер вниз по Дин-стрит, через Флаксман-Корт и Уодор-стрит на Бервик-стрит. Бервик-стрит выводила его на Шафтесбери-авеню, потом к Пикадилли, вверх по Ковентри-стрит и через Лейчестер-сквер, вниз по Черинг-Кросс к Трафальгарской площади.
Затем он шел по Стренду до Булей-стрит, а оттуда к Ковент-Гарден. Он возвращался к себе в гостиницу где-то около одиннадцати часов вечера. Это был установленный им самим порядок, который угнетал его, но от которого он не хотел отступать.
Он знал, что найти семнадцатилетнюю девушку в таком огромном городе, как Лондон, — все равно что искать иголку в сене. Но это было все, что он был в силах предпринять, и он поклялся, что не отступится, пока не найдет ее, хотя сознавал, что это почти невозможно. Вооруженный лишь корешком ее автобусного билета и надеждой, он совершал свой путь каждый день как странное паломничество.
Он останавливал людей и спрашивал, не встречалась ли им улыбающаяся на фотографии девушка со светлыми вьющимися волосами, но до сих пор никто не узнавал ее. То ли не могли, то ли не хотели, Кирнан никогда не мог точно определить.
Временами его охватывала ледяная уверенность, что он никогда ее не найдет, но он старался отбросить опасное наваждение. Чувства его были странным образом запутаны. Ему необходимо было верить, что он непременно отыщет ее, хотя здравый смысл подсказывал ему, что это невозможно. Важность цели и невозможность ее достижения одновременно ужасали и заставляли действовать.
Он случайно увидел свое отражение в витрине магазина и сразу отвернулся. Он стал сутулым. Тяжесть поисков легла ему на плечи.
Вздор.
Вероятно, он был уже совсем не тот двадцативосьмилетний юноша, что покинул Дублин всего две недели назад. Легкий пушок покрывал его щеки и подбородок. Под голубыми проницательными глазами наметились темные круги. Он сильно похудел.
А как Джо? Она тоже похудела?
Он добрался до Пикадилли-Сиркус и взглянул на статую Эроса, возвышающуюся над кишащей толпой.
Что ты там видишь сверху? Ты видел мою сестру?
Кирнан взглянул на часы — стрелки показывали час с четвертью. Он зашел в ближайшее кафе и заказал себе гамбургер и молочный коктейль. Молодой ирландец нашел себе местечко у окна напротив двух девушек, чуть старше его сестры, одетых в форму продавщиц. Они болтали, листая журнал.
Кирнан на минуту остановил на них свой взгляд, черты его застыли.
Потом он уставился в окно на толпу, снующую по улице. Сколько здесь людей!
— Где ты, Джо? — произнес он тихо.
Одна из девушек взглянула на него и толкнула локтем подругу. Они поспешно встали и ушли, похихикивая.
Столько людей!
Кирнан принялся за свой гамбургер.
Глава 21
Раздался легкий звон хрусталя. Официант, наливая вино, коснулся бутылкой бокала.
Чарльз Торнтон попробовал «Боллинджер» 1983 года и кивнул официанту. Тот наполнил бокалы сидящих за столиком мужчин. Затем поставил бутылку в ведро со льдом и исчез.
«Мортонс» на Беркли-сквер был относительно безлюден в этот час. Только девять или десять столиков наверху было занято, включая и этот, у окна, выходящего на площадь, где сидел сейчас Торнтон, потягивая шампанское. Окна были открыты, из них тянуло теплым ветерком. Торнтон принялся за еду.
— По какому случаю шампанское, Чарльз? — спросил его компаньон. — Мы что-нибудь отмечаем?
— Я люблю все самое лучшее, — сказал Торнтон. — И почему бы не лучшее шампанское? По восемьдесят баксов за бутылку — оно должно быть хорошим. — Он усмехнулся. — Кроме того, мне надоело «Перрье».
Джозеф Финли кивнул в знак согласия и пригубил свой бокал. — Как семья? — спросил Торнтон.
— Прекрасно. А твоя?
— Последнее время мама неважно себя чувствовала, и я отправил ее на Канарские острова недели на три. Бедняжка. — Он добродушно улыбнулся.
— А как та молодая особа, с которой у тебя роман? — спросил Финли, потягивая шампанское и пряча лукавую улыбку. — Как ее звали? Аманда?
— Увы, полная несовместимость, — ответил Торнтон, вскинув брови. — Ей не нравились некоторые аспекты моего бизнеса, если ты понимаешь, о чем речь. — Он пожал плечами. — В море плавает много другой рыбешки, Джо.
— А по какому случаю сегодняшний ужин? — спросил Финли. — Что-нибудь важное?
— Разве непременно нужен какой-нибудь повод? Я давно не видел тебя и подумал, что неплохо бы вместе поужинать. Нужен ли другой повод? — Он улыбнулся.
— Ты никогда ничего не делаешь просто так, Чарльз. Я работаю с тобой уже десять лет и хорошо тебя знаю.
Торнтон пожал плечами.
— Вообще-то есть и повод, — признался он. — Я планирую расширять свое дело.
— Ты всегда думал об этом. Значит, ты хочешь, чтобы я помог тебе добыть нужное разрешение? — спросил Финли.
— Нет, — ответил Торнтон, покачав головой, — мне нужно другое. Я думаю не о строительстве Я планирую конверсию. Я знаю одно подходящее место и знаю, что хочу с ним сделать. Я хочу открыть еще один ресторан.
— Но у тебя их уже пять, — заметил Финли.
— Шесть, — поправил его Торнтон. — И все они процветают. Но этот следующий превзойдет их всех.