— Метцгер! — раздался грозный голос.
Гауптшарфюрер обернулся. Перед ним с угрожающим видом стоял Стервятник.
— Хватит болтать об этом, Метцгер! — рявкнул командир «Вотана».
— Слушаюсь, господин штурмбаннфюрер! — Мясник поднял стакан. — Давайте выпьем за нашего командира, парни! За командира!
— За командира! — откликнулись все. Раздался звон стекла. Офицеры «Вотана» присоединились к рядовым. Стакан следовал за стаканом. Вскоре фон Доденбург почувствовал, что лица людей вокруг него начинают расплываться, превращаясь в бесформенные пятна. Голоса сливались в какой-то бессвязный гул. И когда Шульце нагнулся к нему и предложил: «Господин гауптштурмфюрер, разрешите предложить вам последовать за мной? Я хочу предложить вам попробовать невиданные удовольствия!», то он, почти не задумываясь, пошел за ним.
Они вышли на улицу, но даже свежий морозный воздух ничуть не отрезвил фон Доденбурга. Куно не помнил, как они оказались в борделе. Там было так накурено, что в воздухе стояла сизая пелена дыма. Все последующие события этой новогодней ночи так перемешались в голове фон Доденбурга, что, когда он пытался вспомнить их, ему казалось, что перед ним выскакивают рваные обрывки кинопленки. Какая-то толстая старуха, которая не говорила ни по-немецки, ни по-французски, расстегнула его брюки и задрала вверх свою юбку, демонстрируя отвратительные складки жира на брюхе и выбритый лобок под ними… Фон Доденбург помнил молодую девушку, на которой не было ничего, кроме фуражки и сапог, и которая засовывала себе в промежность банан под одобрительное нетрезвое хихиканье какой-то блондинки… Ему казалось, что он помнит некую шестнадцатилетнюю девушку, которая призывно извивалась и дергалась всем телом на кровати, пока он пытался сбросить с себя одежду… В конце концов, кажется, он действительно забылся в объятиях молодой девушки, но это была уже какая-то другая девушка…
Когда фон Доденбург наконец выбрался из борделя, стояло серое промозглое утро. Офицер был небрит и чувствовал себя так, словно его вываляли в грязи с головы до ног. Он глубоко вздохнул и почувствовал, как по всему телу пробежала невольная дрожь. Затем он быстро зашагал по направлению к казармам.
Маленький фламандский городок на побережье все еще спал. Фон Доденбургу хотелось добраться до казарм «Вотана», прежде чем кто-то увидит его. Но стоило ему свернуть на Парклаан, как он едва не врезался в Симону Ванненберг, которая брела по свежевыпавшему снегу, толкая перед собой свой старенький велосипед.
— Ты… — как идиот, выдохнул он.
— Куно…
— С Новым годом! — поздравил он женщину, невольно заметив при этом, как исхудало и побледнело ее лицо с тех пор, как он в последний раз видел ее.
— Желаю тебе того же, Куно.
— Ты рано вышла из дома, — пробормотал он, отводя глаза.
— Ты тоже рано вышел. — Она едва заметно усмехнулась. — А я спешу в госпиталь на утреннюю смену.
— Понятно…
Они долго стояли посреди улицы, не зная, что сказать друг другу. Затем она села на велосипед.
— Мне надо ехать, Куно. Иначе я опоздаю.
— Ну конечно, — пробормотал он. — До свиданья, Симона!
— До свиданья, Куно.
Она поехала прочь, скрипя ржавой цепью велосипеда. А он так и остался стоять посреди улицы, злясь на себя за то, что так и не решился спросить Симону, смогут ли они увидеться снова.
Он уже почти дошел до казарм «Вотана», когда до него вдруг дошло, что след велосипедных шин Симоны был единственным на свежем белом снегу, засыпавшем всю улицу. И вел он не из ее дома, который, как он знал, находился на другом конце городка, а из загорода. Фон Доденбург остановился и сдвинул фуражку на затылок, недоумевая. Когда они встретились, то Симона ехала на велосипеде не из дома. Она ехала… Где же, черт побери, она была?
Глава шестая
Пробив вагонное окно, пуля заставила его растрескаться, превратив стекло в подобие паутины. Пролетев дальше, она попала прямо в горло молодого офицера-стажера, который только что прибыл в «Вотан» после окончания Офицерской школы СС в Бад-Тельце. Бедняга замертво рухнул на пол.
— Нас обстреливают! — закричал Шварц, хотя это было уже совершенно излишне. Пули молотили по стенкам вагона, в котором бойцы «Вотана» возвращались после учений на Сомме. Одна пуля пробила висевший на стене огнетушитель, и находящихся внутри эсэсовцев залило густой белой пеной. Лихорадочно стерев ее с лица, фон Доденбург вытащил автомат и дал очередь в направлении придорожных елей.