Затем Стервятник собрал офицеров «Вотана» в отдельной палатке. Он протер свой монокль и в свете «свечи Гинденбурга»[16] оглядел серьезные лица собравшихся перед ним соратников.
— Господа, к сожалению, мне пришлось держать всех вас в неведении относительно наших планов в течение весьма длительного времени, однако должен заметить, что я сам был впервые оповещен о них не далее как позавчера. А бывший сержант, который в качестве командира нашей дивизии распоряжается нашими судьбами, был ознакомлен с этими планами лишь в начале этой недели. — По лицу Стервятника проскользнула злорадная усмешка. — Впрочем, вряд ли это играет какую-то роль. Слава богу, у него в распоряжении есть довольно способные офицеры штаба.
Стервятник постучал пальцем по карте, прикрепленной к брезенту палатки.
— Вам всем известно, что мы находимся здесь, в Пратулине, напротив Бреста. Ровно в четыре утра 2-я танковая группа под командованием генерал-полковника Гудериана пересечет в этом месте Буг и создаст на противоположном берегу реки плацдарм для высадки основных сил группы. Первыми Буг должны пересечь 12-я и 18-я дивизии.
— А какая роль отводится «Вотану», господин штурмбаннфюрер? — спросил Шварц.
— Не беспокойтесь, Шварц! Вам удастся вдоволь повоевать, и вы сумеете украсить жестянками всю свою грудь. — Стервятник пристально посмотрел на офицеров. — Перед «Вотаном» поставлена исключительно почетная задача: мы возглавим острие немецкой атаки против Советской России. Мы станем первыми, кто переправится через Буг за полчаса до того, как реку пересекут передовые части 12-й и 18-й дивизий Гудериана. Наша задача: форсировать реку, захватить плацдарм на противоположном берегу и закрепиться на нем до прибытия передовых частей группы Гудериана. Повторяю, это исключительно почетная миссия для «Вотана». Но я считаю, что для нашего батальона даже столь важное задание не является вполне достаточным. Поэтому, как только выяснится, что плацдарм удерживается достаточно прочно и надежно, я намереваюсь повести батальон на штурм Брестской крепости. Я не желаю, чтобы слава ее взятия досталась идиотам из 45-й пехотной дивизии.
Фон Доденбург обеспокоенно посмотрел на Стервятника:
— Но что скажет на это генерал-полковник Гудериан? Не станет ли он возражать?
— Мой дорогой фон Доденбург, я удивлен тем, что вы, настоящий национал-социалистический офицер, задаете подобные вопросы. Существуют правила для регулярной сухопутной армии и для частей Ваффен-СС. Я буду подчиняться правилам, установленным в армии, ровно до тех пор, пока это будет меня устраивать. Но потом я буду действовать уже в рамках правил, установленных для Ваффен-СС. Вам ясно, господа?
— Так точно!
— Отлично. — Стервятник взглянул на гауптшарфюрера Метцгера. — Метцгер, принеси стаканы.
Когда запыхавшийся Мясник внес в палатку стаканы, Стервятник достал бутылку коньяка.
— Это французский коньяк, господа. Если уж нам будет суждено погибнуть на рассвете, то давайте уж перед этим выпьем приличного коньяка, а не того пойла, которым нас обычно потчуют на фронте!
До рассвета осталось совсем немного. Ночная темнота уже начала постепенно рассеиваться. Сидевший в танке фон Доденбург поймал себя на том, что то и дело поглядывает на минутную стрелку своих часов. Он чувствовал небывалое волнение. Ему казалось, что русские могут в любой момент открыть по ним огонь, застав их врасплох и нанеся по ним упреждающий удар в самый роковой момент. Ведь не могли же они не знать, что на этом берегу Буга против них сконцентрировалась огромная трехмиллионная армия… Ясно, что они не спали, а скорее всего, оставались настороже и выжидали, когда начнется переправа. Она должна была стать для немцев кровавой баней…
Время двигалось очень медленно. Наручные часы фон Доденбурга показывали 3:15. Горизонт начал постепенно окрашиваться светлым. Куно стали видны напряженные лица солдат, которые находились рядом с ним и напряженно всматривались в противоположный берег. Неожиданно он заметил, что на голове одного из бойцов не было шлема. Гауптштурмфюрер уже было открыл рот, чтобы сделать ему замечание и потребовать обязательно надеть полагающийся по уставу шлем, но в эту секунду позади них внезапно начали стрелять четыре сотни артиллерийских орудий. Воздух заполнили до отказа невообразимые рев и грохот. К артиллерийским орудиям подключились минометы. Вслед за ними застрочили пулеметы. Над рекой повисли зеленые, красные, белые очереди трассирующих пуль. Со стороны русских в воздух взлетели сигнальные ракеты. Фон Доденбург явственно ощутил яростное дыхание начавшейся войны.