— Где ты был? — спросила Долли.
— В школе.
— Зачем?
— Просто заехал доделать кое-какие дела.
— А моя почта так до сих пор и не работает.
— Я посмотрю, попозже.
Долли встала из-за стола.
— Чаю хочешь?
— О, спасибо, с удовольствием.
Она чмокнула его в щеку. Джо уселся за компьютер, дождался, когда жена выйдет из комнаты, ввел пароль. И уже начал было проверять свою почту, когда внимание его привлекло изображение на домашней страничке.
На первой полосе обычно размещались «снимки дня» из новостей. Там были международные новости, затем шли местные, спорт и все, что относилось к развлечениям. Картинка промелькнула и исчезла, ее сменило сообщение о «Нью-Йорк никербокерс». [26]
Джо щелкнул мышкой и вернул картинку.
Это был снимок мужчины с двумя маленькими девочками. Одну из них он узнал. В его классе она не училась, но ходила в ту же школу. Ну, или по крайней мере была очень похожа на ту девочку. Заголовок гласил:
«У нас пропала женщина»
Он увидел имя: Реба Кордова. Он ее знал. Реба входила в школьный библиотечный комитет, с которым Джо поддерживал постоянную связь. Она была президентом Школьного комитета по охране здоровья, и он помнил ее улыбающееся лицо у двери, откуда выбегали дети.
Значит, она пропала?..
Затем он прочел и статью, где говорилось о возможной связи с недавно найденным в Ньюарке трупом. Прочел имя жертвы и похолодел.
«О Господи, что же я наделал!»
Джо Льюистон бросился в ванную, там его вырвало. Потом он схватил телефон и набрал номер Нэша.
Глава 34
Прежде всего Рон Хилл убедился, что ни Бетси, ни близнецов дома нет. Затем направился в комнату Спенсера.
Он не хотел, чтобы они знали.
Рон стоял, привалившись спиной к дверному косяку. Смотрел на постель и представлял образ сына — смотрел так пристально, впиваясь глазами, что фигура постепенно материализовалась. Казалось, что там Спенсер. Лежит на спине и смотрит в потолок — он всегда так смотрел, — и в уголках глаз у него слезы.
Почему они раньше этого не замечали?
Оглядываешься назад и понимаешь, что парень всегда был немного странноватый, всегда печальный, заторможенный. Просто не хотелось припечатывать его словами вроде «маниакально-депрессивный психоз». Ведь он был ребенком, а потому теплилась надежда, что он это как-то перерастет и все наладится. Но теперь, дивясь своей непредусмотрительности, Рон вспоминал, как часто проходил мимо этой двери, и она всегда была закрыта. А если Рон открывал ее без стука — это же он, черт побери, в доме хозяин, к чему стучать? — то видел, что Спенсер лежит на кровати со слезами на глазах и смотрит в потолок. И Рон спрашивал: «У тебя все в порядке?», и Спенсер отвечал: «Конечно, пап». Рон закрывал дверь и уходил.
Хорош отец, нечего сказать.
Он винил себя. Винил за то, что не обратил должного внимания на эти странности в поведении сына. Винил за то, что оставлял таблетки и водку там, откуда сын мог с легкостью их достать. Но больше всего винил себя за собственные мысли.
Возможно, это кризис среднего возраста. Но Рон так не считал. Слишком уж просто списывать все на возраст. Истина крылась в том, что Рон ненавидел свою жизнь. Ненавидел работу. Ненавидел приходить с нее в этот дом, где стоял постоянный шум и дети не слушались. Он терпеть не мог ездить в хозяйственный магазин за новыми электрическими лампочками, беспокоиться о счетах за газ, копить деньги на колледж. Боже, как же ему хотелось сбежать отсюда!
«Как я умудрился попасть в такую ловушку? Почему вообще в нее попадает так много мужчин?»
Он мечтал жить один в какой-нибудь хижине в лесу. Ему всегда нравилось одиночество. Там, в глубине леса, где нет мобильных телефонов и всей этой городской суеты, он мог найти чудесную поляну, выйти на нее и подставить солнцу лицо.
Он не хотел обычной жизни, мечтал сбежать, вот Бог и услышал его молитвы, и наказал смертью сына.
Ему страшно находиться здесь, в этом доме, в этом «гробу». Бетси ни за что не уедет отсюда. Общего языка с близнецами Рон не находил. Мужчина всегда обязан, но почему? Ты жертвуешь своим счастьем в надежде, что это поможет сделать потомков счастливее. Но разве есть тому гарантии — если отец несчастен, зато детям когда-нибудь станет хорошо? Что за чушь! Со Спенсером это не сработало.
Вспомнились первые дни после смерти Спенсера. Он заходил в эту комнату не столько для того, чтоб собрать вещи сына. Он перебирал их. И это помогало. Рон не понимал почему. Он перекладывал вещи с места на место, словно стремясь лучше узнать, понять его, но разве теперь это имело значение? Как-то вошла Бетси и устроила скандал. И он перестал. И ни слова не сказал никому о том, что нашел. И хотя пытался сблизиться с Бетси через эти поиски, мольбы и уговоры, сблизиться с женщиной, в которую некогда влюбился, понимал: она от него ускользает. Возможно, уже давно ускользнула — он просто не заметил. Но то, что еще оставалось, было похоронено в этом чертовом ящике со Спенсером.
Хлопнула задняя дверь. Рон вздрогнул. Он не слышал, как подъехала машина. Бросился к лестнице и увидел Бетси. На ней не было лица.
— Что случилось?
— Спенсер покончил с собой, — сообщила она.
Рон стоял, не зная, что на это ответить.
— Я думала, за этим стоит что-то другое, — вздохнула она.
Он кивнул.
— Понимаю.
— Мы обречены задаваться одним вопросом: что должны были сделать, чтобы спасти его? Но возможно, не знаю, может, ровным счетом ничего. Возможно, упустили нечто, а может, оно, это нечто, не имело никакого значения. Мне ненавистно было думать об этом, не хотелось, чтобы мы посходили с ума. Но потом подумала: черт с ним, с этим чувством вины, безумием и прочее. Просто хочу вернуться в тот день, понимаешь? Просто получить еще один шанс. И мы могли бы изменить что-то, возможно, сущую мелочь: к примеру, выезжать со двора налево, а не описывать круг, или покрасить дом не голубой, а желтой краской, и тогда бы всего этого не случилось. Все было бы по-другому.
Он ждал продолжения. Но его не последовало, и он спросил:
— Так что все-таки произошло, Бетси?
— Я только что видела Адама.
— Где?
— На заднем дворе, в роще. Где они играли.
— Что он сказал?
Она рассказала ему о драке, о звонках, о том, как Адам во всем винит себя. Рон пытался осмыслить услышанное.
— Из-за девочки?
— Да.
Но Рон знал: все намного сложнее.
Бетси развернулась и зашагала вниз.
— Ты куда? — спросил он.
— Надо сказать Тиа.
Тиа с Майком решили разделить обязанности.
Мо ждал их дома. И они с Майком поехали в Бронкс, а Тиа уселась за компьютер. По пути Майк рассказал Мо о том, что произошло. Мо молча вел машину. И когда Майк закончил, Мо спросил:
— Помнишь то срочное сообщение? От СиДжей8115?
— А что?
Мо сосредоточенно смотрел на дорогу.
— Мо?
— Не знаю. Но вряд ли тут есть какой-то другой СиДжей под номером 8115.
— И что с того?
— Да то, что номера не случайны, — ответил Мо. — Они всегда что-то означают. Просто надо понять, что именно.
Майку следовало это помнить. Мо всегда был помешан на числах и цифрах. Взять хотя бы его билет на матч в Дартмуте — сплошь исписан какими-то арифметическими исчислениями на тему того, кто победит и с каким счетом.
— Ну и что бы это могло значить?
Мо покачал головой.
— Пока не знаю. Так что у нас дальше?
— Мне надо позвонить.
Майк набрал номер клуба «Ягуар». И удивился, когда на звонок ответила сама Розмари Макдевит.
— Это Майк Бай.
— Да, я так и поняла. Мы сегодня закрыты, но я ждала вашего звонка.
— Надо поговорить.
— Да уж, не мешало бы, — сказала Розмари. — Вы знаете, где меня найти. Приезжайте как можно быстрей.
Тиа проверила почту Адама, но не нашла ничего стоящего внимания. Его друзья, Кларк и Оливия, продолжали присылать сообщения, все более обеспокоенные, а вот от Ди-Джея Хаффа не было ничего. И Тиа это не нравилось.
26
«Нью-Йорк никербокерс» — баскетбольная команда из Нью-Йорка, старейшая команда страны, образована в 1845 году.